— О… Что же вы сделаете, засудите меня до смерти?
— Скорее посажу на цепь, — Дуглас рванул Артура через стол и почти швырнул к барной стойке. Он видел как кое-как, не до конца сгруппировавшееся тело ударяется о неё и чуть оседает. Затем как пытается подняться, сжимая правой рукой локоть левой, и не успевает — эти попытки были смешны. Артур был всего лишь мальчишкой, а он — прошедшим войну бойцом.
Быстрее, чем Артур смог встать на ноги, Ретт обошёл полукругом барную стойку и волоком, сшибая по пути стаканы, перетащил его на свою сторону.
Артур смог лишь судорожно выдохнуть. Глаза его, глядящие на Ретта, наполнял страх.
— Что ты так бережёшь, а Эссекс? Думаешь, девственная задница будет стоить больше пользованной?
Он уже не видел, как дрогнули губы юноши, потому что смотрел на жилку, пульсирующую в вороте его рубашки.
Дуглас дёрнул в стороны её полы, срывая пуговицы и, схватив Артура за бока, чуть приподнял, усаживая на барную стойку. Навис над ним и впился губами в нежный розовый сосок, будто бы не знавший прикосновений чужих губ.
Артур стонал, и Дуглас не хотел знать, что стало причиной — удовольствие или боль. Он насыщал свою жажду и свою злость, но ему всё ещё нужно было придумать этому причину.
— Тебя никто не купит, Эссекс. Я так тебя растяну, что тебя уже никто не захочет. Ты станешь такой же пользованной шлюхой, как и множество других.
Он окончательно сорвал рубашку вместе с пиджаком, последний раз впился зубами в молочно-белую кожу на груди Артура и рывком перевернул его, заставляя опереться о стойку руками. Плечи юноши дрожали, ещё сильнее разжигая пламя внутри него.
Дёрнув Артура за бёдра, Дуглас обхватил его живот, провёл по нему ладонями, так что мышцы под пальцами запульсировали в ритме сердца, а затем двумя рывками расстегнул ремень и, царапая ногтями узкие бёдра, сдёрнул вниз брюки.
Ягодицы Артура были трогательно поджаты, но именно сейчас это заводило только сильней.
Дуглас развёл их руками и уставился на сжатое до предела колечко. Повинуясь новому желанию, приник к нему, проникая внутрь языком. Артур издал громкое «Ох» и выставил бёдра ещё дальше назад, почти нанизываясь на мягкий язык.
Ретт куснул натянутую кожицу, заставив Артура просительно дёрнуть бёдрами, и облизнул белоснежный вход ещё раз. Артур весь был словно карамелька, которую хотелось попробовать на вкус. Даже здесь он был вкусным, молочно-белым и пах этой чёртовой корицей будто пасхальный кролик.
