— Вы можете ее найти? — спросил Эрик, но Фоззи не ответил.
Наконец, окровавленные щипцы были извлечены из раны. Они были пусты.
Девушка перестала биться, она лежала неподвижно, а резкое и прерывистое дыхание срывалось с ее губ, как отчаянный шепот.
— Пуля, — покачал головой Фоззи. — Она застряла рядом с правым предсердием. Я не могу вытащить ее без дальнейшего вреда.
— Но вы ведь можете извлечь ее в своей операционной? — предположил Лоусон.
— В моей операционной, — Фоззи одарил его кривой и печальной улыбкой. — В моем сарае, если уж на то пошло. Это лучшее описание. Мои усилия… ограничены обстоятельствами и… окружением, сэр. И дело не только в том, что ей нужна сложная операция, ей нужно еще и переливание крови. У меня нет инструментов, чтобы проводить такие процедуры здесь.
— Что вы хотите сказать? Вы просто оставите ее так?
Фоззи поправил свои очки на переносице, и на носу остался кровавый отпечаток пальца.
— Сэр, это чудо, что она еще жива. Впрочем… я бы дал ей несколько часов, а потом ее сердце… как это говорится… не будет биться.
— Так сделайте что-нибудь! Все, что сможете!
— Все, что я могу, — печально ответил доктор. — Это запечатать рану, сходить на телеграф и проинформировать больницу в Хелене, что к ним едет девушка с пулевым ранением. У них должен быть медицинский вагон на станции.
— На станции? — Лоусон чувствовал, что от пьянящего запаха крови, которую он не может раздобыть, становится все слабее, концентрация его терялась.
— Конечно. Дорога отсюда до больницы Хелены без поезда будет для нее нефосмошной, — на последнем слове акцент его вдруг стал резче.
— Ясно. Хорошо. Вы сможете отвезти ее туда?
— Я не могу. Я ничего уже не могу для нее сделать, только помочь ей спать. И чтобы увезти отсюда… я тоже должен буду уехать, и если я буду кому-то нужен тут, кому смогу реально помочь… простите, но нет. Я не смогу отвезти ее.
— Но мы можем, мистер Лоусон, — вмешался Эрик. — Поезд отправляется в Хелену. А там нас смогут встретить с вагоном, как только мы туда доберемся.
Лоусон уже думал об этом. Это было правильным поступком, так и следовало сделать, но этот запах крови… он пытал его, пробуждал в его сознание ужасающие, насильственные образы, заставлял каждую клетку тела ныть от жажды, заставлял его хотеть — как говорила ему когда-то Ла-Руж там, в наполовину затонувшем особняке в Ноктюрне — научиться быть богом.
Лоусон опустил голову. Он боялся, что вот-вот покажет свою истинную суть, и продолжал отчаянно бороться с собой.
