— Не губите, — взмолился он, — не губите, Данило Петрович! Бес попутал. Сам не ведаю, как рука поднялась…
— Не ведаешь? А я ведаю. Красть любишь. Вот что! — сухо и коротко сказал Кашпур.
Феклущенко не ответил. От волнения во рту не поворачивался язык.
— Ну ладно! Гляди же, — пригрозил как-то вяло Кашпур, — за мною не пропадет, напрасно надеешься.
— Наследник приехали, — вставил управитель, намереваясь переменить разговор.
— Знаю. Тебя для дела вызвал. Надежный кучер есть у нас?
Феклущенко не успел ответить, как Данило Петрович сказал:
— Впрочем, кучера не надо. Ты поедешь. Из конюшни на ночь всех отпусти. Никого не надо. И от ворот Киндрата — пусть поспит. Запряжешь вороного и серого, так, около двенадцати. Ворота пусть будут отворены, слышишь? Раньше отвори, а потом подъезжай к старому флигелю, к заднему крыльцу, и там жди. Понял?.
Все понял. Все.
— Ну, иди, — раздраженно приказал Кашпур, — да держи язык за зубами.
— Ни-ни! — отозвался управитель, прижав ладонь трубочкой ко рту, и на цыпочках вышел из кабинета.
Кашпур тронул пальцами лоб.
— Чепуха! — сказал он громко. — Какая чепуха! — И, широко шагая, пошел в столовую.
Из-за стола навстречу отцу поднялся Микола. Они поцеловались трижды, и отец перекрестился на маленький образок под потолком, в углу.
Микола приехал на зимние каникулы.
— Думал к новому году, но вырвался раньше, — рассказывал он отцу. Домаха налила им вина и, отойдя, остановилась возле буфета. Но барин посмотрел на нее тем безмолвным взглядом, в котором она безошибочно читала его волю, и экономка вышла. Кашпур с жадностью принялся за еду, забыв обо всех делах.
— О вас уже в Киеве говорят, — не без гордости сообщил отцу Микола. — Особенно о намерении шлюзовать пороги.
Данило Петрович вытер салфеткой жирные губы и посмотрел на сына.
— Пронюхали, значит. Ну что ж, пускай, я уже не таюсь. Пока что, сынок, леса скупаю, скоро заберусь в верховья Днепра. А там, гляди, и пароходы свои заведем, уже Марголин через Миропольцева намекал — пускай, дескать, вступает в компанию. А я не хочу. Компания — ерунда. Я сам пароходы строить буду. Весной, в Дубовке пристань открываю. То-то чудеса будут. Мне, сынок, лесу пока надо. Сплав к рукам прибрать.
Кашпур налил вина и залпом выпил большой бокал.
— Они на меня косо поглядывают. В юфтовых сапогах, в чумарке, дегтем воняю.
Он засмеялся и сразу умолк. Ему показалось, что сын не слушает его, что все это Миколе неинтересно. Он подозрительно взглянул на молодого человека, который сидел напротив и ковырял вилкой паштет, покрытый пленкой застывшего сала.
