— Сядь, — сказал он, а сам встал и повернул ключ в двери.
Домаха села и окончательно успокоилась, поняв, что гроза касается не ее.
Данило Петрович, садясь рядом, сказал:
— Там, в чулане, есть фонари. Один принесешь сюда после ужина.
Домаха кивнула головой.
— Вот, — Кашпур замолчал, не сводя с нее оловянных глаз.
— Хорошо, — прошептала Домаха. — Хорошо.
— Ну, а теперь иди готовь ужинать да пока что мужа пришли.
Домаха вышла. Данило Петрович зажег свечи в канделябрах, Спустил на окнах шторы и лег на кушетку. Вскоре в кабинет вошел Феклущенко.
— Данилу Петровичу нижайшее! — протянул он с порога, угодливо улыбаясь.
Кашпур с любопытством разглядывал приземистую фигуру управителя, словно видел его впервые.
— Почтение, почтение… — все еще не сходя с порога, приговаривал тот.
Кашпур поманил его пальцем. Управитель боком прошел в дверь, как будто кто-то мешал ему пройти свободно, и, шаркая подошвами, приблизился к хозяину.
— Купил я Григорьевский лес, — сказал Данило Петрович, уже не глядя на Феклущенка и думая о другом.
— Ух ты! — развел руками от удивления управитель и чуть не затанцевал, как будто лес, купленный Кашпуром, отныне становился его собственным приобретением.
Глядя в угол потолка, Данило Петрович тихо мечтал вслух:
— Весной моих плотов двадцать тысяч пойдет по Днепру. Подстригу Приднепровье, поредеет лес…
— Чистенько, как в парикмахерской, — вставил Феклущенко, — истинное удивление для всей округи будет.
— Что округа? — отмахнулся Кашпур. — Что мне округа? — уже со злобой накинулся он на управителя. — Плевать я хотел на твою округу. Таких, как Вечоркевич, на порог, не пущу. Собаками травить буду. Я на всю империю греметь хочу. Слышишь? На всю империю! — Он поднялся….
Управитель отступил на шаг.
— На всю империю… великие проекты… — бормотал он растерянно.
— Ты держись за меня, Феклущенко, держись крепко. — Кашпур прошел к письменному столу и остановился над ним, заслоняя спиной канделябры.
Феклущенко ничего не понимал, никак не мог уразуметь, куда гнет барин. Моргал глазами, не находя нужных слов. Он так и не успел раскрыть рта.
— Проекты, говоришь, великие? — усмехнулся Данило Петрович. — Еще увидишь, что будет, если не выгоню за воровство.
— Барин! Данило Петрович! Да я за каждой копейкой, как за своим сердцем, всей душою…
— Не финти! — крикнул Кашпур. — Знаю. У хмелевских мужиков кто взятку брал? Кто три подводы бревен продал отцу Ксенофонту? Мешок с просом куда делся?
«Выгонит, — ужаснулся Феклущенко, — все знает. Ох, пропал я!»
