Домой Ивга вернулась поздно. Трижды постучала в ставень. Отец отворил дверь, что-то недовольно бормоча. Ивга долго не спала. Вслушивалась в набрякшую тишину и думала. Мысли были странные, и все о Марке, о себе, о деде. И на следующий день, и даже много позже двойственное чувство — радости и печали — не оставляло Ивгу. Она несла его в себе осторожно, как необыкновенную драгоценность, и никогда никому ни за что не доверилась бы.
* * *
Осень наступила сразу, угрюмая, ветреная. Зачастил дождь. Над лесами за селом лежала пелена густого тумана. Марко вставая ни свет ни заря и шел в экономию. Поставили его на лесопилку. Он быстро научился наблюдать за пилой. На станок клали огромные бревна. Марко опускал пилу, переводил ремень с холостого шкива на рабочий, и острые зубья вгрызались в податливое дерево, рассыпая вокруг гневный визг.
В мрачной, бедной хатке деда Саливона остался он один хозяином полуразрушенного жилища. Поздно возвращался домой и принимался варить себе ужин. Каждый день ждал: придет Петро Чорногуз, но не было ни Петра, ни вестей о нем.
Феклущенко в экономии спросил однажды:
— А что, Чорногуз не возвращался? — Выслушал Марка и, уже отходя, сказал: — Расчет дам. Непременно.
А Марко жил одной взволнованной мыслью, ожидая возвращения Петра.
Антон уже рассказал ему все, что случилось с книжкой, скрыв только, что сообщил отцу, откуда она. Он чувствовал себя очень виноватым. Марко хорошо понимал это и браниться не стал.
Однажды вечером Марко проснулся от стука в сенях. Дверь он на ночь не запирал. Кто-то в темноте нащупывал задвижку, нашел, дернул дверь и переступил порог. Марко сразу узнал вошедшего.
— Петро! — крикнул он, спуская ноги с лежанки.
— Я, — отозвался тот, — лежи!
Нашел гвоздь на стене, у шкафчика, и повесил на него мешок:
— Дождь льет как из ведра… промок до нитки.
Он отряхнул мокрый картуз. Было слышно, как капли воды упали на глиняный пол.
— Ну и погода… темень. На шаг не видно… А где же дед наш? — спросил, присев на лавку и стягивая сапоги.
— Нету деда, — отозвался Марко. — Помер.
— Вот так так! — Петро выпустил из рук сапог и растерянно застыл. — Давно?
— С месяц.
— Та-а-ак… Жаль, очень жаль. Ложись, ложись, Марко, спи!..
Но сам Петро не лег, а встал и заходил по хате. Одна его нога, разутая, ступала мягко, другая, в сапоге, — постукивала.
Внезапно он остановился около Марка, обиял его за плечи и глухим, полным тревоги голосом проговорил:
— Нету Саливона. А как я его полюбил! Как полюбил!..
