в штате Бихар.
Лозунг рисованный виснет на
пальмовой палке,
Шри шелестит
о вьетнамке, сожженной
напалмом,
тысячи недоеданий собратьев — голод,
тысячи непониманий молчащих —- голос.
«Нет в мире каст
иных, —
кроме голодных и сытых,
нет людей раз-
ных,—
кроме живых и убитых.
Хочется есть
нам,
мир тебе, Вьет-
нам».
Демонстрации швеций, даний, америк
не потрясают!
Сыты, по крайней мере.
Шри не протянет и четырех дней.
Эта
умрет ночью.
Слово о ней.
II
Печально, смущаясь своей обреченностью,
полулежит на газете девчонка,
взлетает в небо и возвращается,
как на качелях, она
кончается.
Локтем бессильно—
в щеку Софи Лорен,
И вырывается, око таращит
кинокрасавица,
кажется мне — итальянка локоть кусает,
стройные ноги ее
запутались в желтом сари.
…Шри пел, а я хоронил
свои тощие книги.
Они умирали от истонченья,
хрипели.
О чем мы пишем?
Чем наполняем крики?
Когда нет хлеба в Бихаре,
зачем мы пели?..
Бездарны лиры, фанфары — лживы,
искусство — слепо,
когда у девочки в желтом сари
в глазах нет хлеба.
Ее расстреляет ночью
рисинка,
которой нет,
об этом предупреждает девочку
Шри, поэт,
пока прибудет обоз
из провинций Непала,
ее сожгут индуисты,
но раньше —
вьетнамку напалмом…
Качается на качелях долгот
и горизонталей,
взлетает из Индии,
касается локтем Италии,
долгая ночь приближается,
Шри умолкает,
И возвращается девочка
и улетает.
— Мама, пришли за мной дядю,
саун идет.
— Дядя твой умер, дочка, саун настал.
— Мама, пришли за мной брата, саун идет.
— Братец твой умер, дочка, саун настал.
— Мама, приди за мной, мама,
саун идет.
— Мама твоя не встанет,
саун пришел за тобой…
…На алтаре корчится
девочка в огненном сари,
этим сожженьем окончился
митинг в Бихаре.
