IV
Художникам нечего делать
на этом поле,
таланты их бесполезны —
они болезненны.
Поле — всего лишь символ
свободной воли,
обыденность здравых запретов —
это поэзия.
Любые запреты наполнены
светом предчувствий,
бессильна фантазия предугадать
их путь,
но кажется мне:
свободное их присутствие
скажется в ходе историй
когда-нибудь.
Я помню и первую заповедь
и еще,
люди не понимают иносказаний,
пока не увидят собственными глазами
закон, воплощенный:
«В историю
вход воспрещен».
Теперь я с тревогой вглядываюсь в запреты.
Их много понаготовили
поэты из горсоветов:
«НЕ ШУМЕТЬ».
«НЕ СОРИТЬ».
«НЕ ВЫСОВЫВАТЬСЯ».
«НЕ ПЛЕВАТЬ».
В казарме одной я видел:
«НЕ ВОЕВАТЬ».
В публичном доме видел;
«НЕ ЦЕЛОВАТЬ».
О, если бы мог запретить магистрат
голодать,
убивать,
изменять,
насиловать,
унижаться.
Художникам лгать запретить бы и
обижаться.
Я бы разрушил все изваянья Плача,
чтоб росла трава после нас,
ничего не знача,
чтоб лежали в траве,
лениво нежась,
любимые,
ничего не зная про то, что они
убитые.
Я бы больным поэтам
прописывал истины,
иносказания — лживы,
они убийственны.
Поле — свободный символ
здоровой воли,
Пройдя сквозь дебри,
мы снова голы
на этом поле.
