Вскидываю брови, а она пропевает:
- Да, Айрис согласилась помочь, потому что я пообещала ей надбавку. Но, знаешь, у этой
девушки действительно есть талант. Она составляет невероятные букеты, дорогая.
- Н-не сомнев-ваюсь.
- Тебе бы понравилось.
Пожимаю плечами, а мама вздыхает. На ней длинное, бесформенное платье, которое она, возможно, носила еще в эпоху хиппи. Или кто там строил иллюзии насчет счастья? Я почему-то
думаю, что она выглядит как никогда красивой, молодой и свежей, пусть давно уже не отдыхала
и не снимала с плеч груз ответственности.
Я опускаю руку и неожиданно слышу возглас:
- Осторожно!
Я задеваю локтем тарелку. Она стремительно валится вниз, врезается в пол с диким
треском, и десятки осколков разлетаются по кухне, одновременно с распластавшимися по полу
зелеными горошинами. Я виновато морщусь.
- П-прост-ти, - порывисто поднимаюсь, - н-не хотела. Я н-не...
- Дел, все в порядке.
Нет. Я падаю на колени и начинаю нервно собирать осколки, царапая о них пальцы, а мама
протяжно выдыхает и присаживается рядом, водрузив на мои плечи теплые руки.
- Все хорошо.
- Н-нет. Нет… – Стискиваю зубы и считаю: раз, два, три, четыре. Сколько горошин? Пять, шесть, семь, восемь. А сколько осколков? Их меньше. Но они опаснее. Они режут и причиняют
боль. Они, как моя жизнь: прозрачные и безобразные. – Н-неуклюж-жая.
- Я сама уберу, дорогая.
- Я сама х-хочу, я р-разб-била! – Разъяренно сгребаю все в кучу, а мама просто сидит со мной
рядом и молчит. Она смотрит. Наблюдает. И в груди у нее взвывает, словно один из осколков
пронзает сердце. Она отворачивается, потому что знает, что я это почувствую, и виновато
поджимает губы. Ей меня жаль. А я растерянно застываю. По пальцам робко и бесшумно
скатываются тоненькие, красные полоски. Наверно, я пугаю маму. – П-прости.
Она встряхивает волосами. Молча поглаживает мой подбородок нежным пальцами, а затем
обнимает. В ее объятиях всегда спокойно. Как в океане.
- Иди, отдыхай. Я сама уберу.
Послушно поднимаюсь на ноги и плетусь в свою комнату. У меня не только дефект речи.
Возможно, вся моя жизнь – разбитое зеркало. Раз, два, три – считаю ступеньки. Веду пальцами
по стене и бреду к себе в спальню, думая о том, как мама сейчас убирается и обо мне плачет.
Она ведь должна плакать, пусть я никогда этого не видела.
Люди должны лить слезы, иначе можно решить, что им все равно.
