Кто-то всё-таки помешал — прётся через мокрые от росы кусты сирени,
чертыхаясь и стряхивая на себя ещё больше воды. Саймон поднимается из
кресла, зажигает под потолком веранды фонарь:
— Кто там? Вам помочь?
— Когда я уже вышел, так мне уже поздно помогать, — отвечают из
кустов. — Вы спросите, почему? Я вам отвечу: потому что я уже мокрый,
Сёма!
Лью вскакивает, роняет плетёное кресло, зажимает обеими ладонями
рот, задавливая крик. Саймон стоит как парализованный, глядя на выходящего
на дорожку человека. Маленький, толстенький человек с ранними залысинами
и мясистым носом идёт прямо на веранду, оставляя на ковролине
влажные следы. Он и в самом деле мокрый с ног до головы, но это не делает
его смешным и нелепым. Саймону страшно.
— Что... что это за розыгрыш?! Что вы себе... позволяете? — хрипит
Саймон, хватаясь за столик. Лью всё так же прижимает руки к лицу, и глаза
у неё громадные и круглые от ужаса.
— Если вы считаете, что мне до розыгрышей, так нет, — замечает пришедший.
— Вы скучный человек, Сёма, но я вынужден с вами говорить, потому
что если искать другого времени, так его тоже нет! Здравствуй, Льюис,
— он протягивает свою маленькую руку женщине, а она в ужасе мотает головой
и по-прежнему не издаёт ни звука.
— Ты меня обижаешь, Льюис, — грустно говорит гость, — а разве я тебя
чем-то обидел? Я с тобой был таким хорошим человеком, что даже вспоминать
смешно. Только если ты думаешь, что я пришёл тебя обидеть, так
нет — я пришёл к нему. Сядьте, Сёма, мне неудобно смотреть на вас снизу
вверх.
Саймон Прискилл, доктор философии, научный эксперт с золотой картой,
деревянно садится в кресло, ставшее вдруг ужасно неуютным. Саймон
Прискилл не утратил с возрастом памяти ни на лица, ни на голоса. Только
вот оживших мертвецов он до сих пор не встречал. Но ошибиться он не может
— он ещё не выжил из ума. Или выжил? Но ведь Лью тоже... она тоже...
значит...
— Если вы ждёте приятного разговора, так его не будет, — деловито замечает
пришедший. — У нас с вами, Сёма, есть одна тема для разговора, и
если вас она не радует, так меня тем более. Вы были нашим экспертом, Сёма,
и как у вас только повернулась рука написать такую вещь, какую вы написали?
Разве мы вам сделали что-то плохое, Сёма?
Лью опускает наконец руки:
— Люка. Ты живой, Люка. Ты живой. Ты живой... ты...
— Если так хочешь, то пусть я буду живой, хотя это меня сейчас вот ни
столько не беспокоит. Ответьте мне, Сёма, если у вас есть что ответить.
