— Я не закончила, — ответила Морская Свинка. — Ещё таракан здесь
на ступеньках земного здания, причём такого, которое сразу опознаётся как
часть культурного наследия. Поналетели, как раньше говорили ксенофобы.
— Понаехали, — поправил Макс.
Они катили на почти не изменившихся за последние столетия велосипедах
по одному из многочисленных промышленных парков. Везде, где жили
и изобретали люди, старые вещи: заводы, автобусы, кровати, санузлы, камины,
переговорные устройства, совсем, как звери, со временем оказывались в
своеобразных импровизированных заповедниках. В некоторых работали историки,
в других просто гуляли, про большинство ходили легенды, только
часть из которых принесло ветром человеческих литературных клубов, остальные
пришли сами по себе, как кошки в старом рассказе. Над узкой клеариновой
(ходили слухи, что чуть ли не асфальтовой) тропинкой, как деревья,
смыкались антенны какого-то древнего, кажется, радио, телескопа. Трава
звенела и пищала разными голосами вокруг и пробивалась через клеарин.
— Всё-таки мы превратим вселенную в сплошной заповедник для бездельников,
— сказала Инна.
— Что, собственно, забыл здесь бездельник? — ответила Морская Свинка.
— Вряд ли человек в наше время сможет идти и не замечать кузнечиков.
Таким вещам всех учат. Значит, чтобы кузнечик не раздражал, нужно… как-то поймать его мелодию,
присоединить к тому, что уже знаешь… люди вообще
никогда не слушали музыку для развлечения, это самое деловое искусство,
потому что ближе всего связанное с нервами, сильнее всего на них
влияющее. А здесь не только кузнечики. И не злиться на прекрасное, когда
его так много и когда от него нельзя отключиться, как люди эксплуататорских
эпох, — это вполне себе занятие.
— Разве кто-нибудь сейчас злится на прекрасное? — спросила Звезда.
— Все мы. Конечно, никто не увечит статуй, и не разбрасывает консервных
банок в лесу, и не выдаёт за критику злобную чепуху, не придерживается
моральных норм, и так далее. Но остатки всего этого в нас есть. И если
прекрасного вокруг очень много, впрочем, его всегда очень много, или если
оно не очень отчётливо и нуждается в помощи смотрящего, или это что-то
совсем новое, мы можем быть тонкими и безукоризненно вежливыми тупыми
и жестокими варварами. Такими же, как те, кто нападал на порнографию,
книги в мягких обложках или ещё что-нибудь.
— Ну, для этого были причины, — вмешался Макс. — В порнографии
снимались реальные люди, и это не было добровольной профессией, к тому
же любое внимание к сексуальности в угнетательском обществе имело обратную
сторону. А книги в мягких обложках, как многим казалось, скорее,
отучали людей читать, чем были настоящими книгами.
