Они добрались до гостиничного парка, где Свинка заняла на несколько
дней складную скамейку и холмик, на котором стоял смазанный антирейном
мольберт. Скамейки были разбросаны на большой площади среди фонтанов,
столиков для пинг-понга и разных головоломных шашек, минеральных источников,
спонтанных выставок. Работниками парка считались не только те,
кто регистрировал желающих позавтракать и принимал их пожелания или
регулировал автоматы и ухаживал за растениями, но и вырезальщики силуэтов,
флейтисты, заядлые шахматисты, всегда готовые сыграть. Раньше, ещё
лет 30 назад это значило, что надо стараться перекусить именно в парковой
столовой, а нужные вещи взять на парковом складе, а то кому-то может не
хватить желаемого и придётся тратить лишнее время. Впрочем, удостоверения
и талоны вышли из употребления очень давно, а потом люди вообще
отвыкли обращать внимание на такие вещи. Было на Паутинке и более основательное
жильё, но, как и везде, люди предпочитали или жить на рабочих
местах, или есть и ночевать там, где застигли голод и сон. Макс любил останавливаться
в подводной гостинице и чувствовать в полусне, как у изголовья
проплывают живые рыбы, а вокруг глубина, и наверняка приснится что-нибудь важное.
И в этот раз он думал заглянуть туда, если выдастся время.
— Можно посмотреть? — спросила Звезда, подходя к мольберту. — Это
та картина, о которой ты говорила?
— Н-ну да, — буркнула Морская Свинка. — Ты же её изругала. И меня.
— Я только сказала, что замах слишком грандиозный…
— А я такая воздушная… атмосферная… как ты сказала?
— Ветреная. Это когда начинаешь дело и не заканчиваешь.
— А причём тут ветер? — спросила Инна.
— При том, что он меняет направления. Но про ветер никто и не знает,
куда он хотел.
На плотном пластике коричневой краской был нарисован огромный таракан,
откладывающий сизые яйца. Он лежал на ступеньках какого-то земного
здания классической архитектуры. Немного выше сидел человеческий
подросток в летней одежде и с изящной марлевой повязкой на лице. Он выглядел
так непринуждённо и с таким искренним участием смотрел на насекомое,
что, каким бы отвратительным оно ни казалось, зритель видел просто
двух знакомых.
— Хорошо, мы видим таракана, — сказала Звезда. — Мы видим двух
разумных существ, двух приятелей. Понятна идея: принимать другого, даже
если он и правда другой. Но зависимость здесь нелинейная. Тараканом может
оказаться любой, и для этого не обязательно откладывать яйца. Вот этого,
мне кажется, нет.
