— Почти уже, почти.
Новый пуск. Раз, два, три, четыре — да! Пошёл! Двадцать два процента!
«Спой нам песню про силу и смелость... Про учёных, героев, бойцов...»
— На двигателях — двадцать два процента, — запись-то всё ещё идёт,
не надо забывать, — аварийный старт по дуге, отклонение от запланированной
точки выхода неизвестно.
Катер преодолел невыносимое притяжение Юпитера, поднял искорёженный
нос, потянулся вверх по пологой кривой, задел по краю плотную
тучу, впереди в самом деле яркий свет — чёрт его разберёт, этот Юпитер,
что у него тут светится, — облака впереди стали реже, стремительно темнеет,
только в левой полусфере что-то продолжает гореть. Давай, тяни —
«чтоб трубы зазвучали, чтоб губы подпевали, чтоб...»
След за катером — выброс ионизированной плазмы — тянулся вверх
стойко и ровно, готовый ионный канал, и молния просто не могла его пропустить.
Триста тысяч человек заполняли взлётные поля аэродрома Мельбурна,
который давно уже использовался как учебный — для тренировочных полётов,
для спортивных стартов, для показательных выступлений на праздниках.
Триста — это грубая оценка, на глаз, но вдаваться в подсчёты Мик Ван
дер Тиссен не хотел. Он вообще ничего не хотел — все желания будто выгорели
в сумасшедшей суете, горячке и боли последних двух суток. Мик уже
начинал подозревать за собой нехорошее — пару раз ловил себя на том, что
оглядывается, пытаясь что-нибудь спросить у Олле, всё кажется, что он, как
обычно, где-то рядом. Так недолго и умом повредиться... Усилием воли Мик
отвлёкся от мыслей о себе и бездумно смотрел на прибывающую толпу —
море чёрно-зелёных фанатских кепок колыхалось в свете громадных аэродромных
фонарей. Солнце уже угасало за рядами зданий на западном горизонте,
неслышно подбиралась ночь — последняя ночь команды «Стрижей».
Сейчас придётся сказать ещё какие-то официальные слова напоследок — и
всё. Олле и Эржен, незримо присутствующие где-то здесь, навсегда покинут
Землю, отданные блистательному, счастливому прошлому.
У края поля, где разместились члены семей, Мик заметил Биргитту с
сыном. Женщина стояла за спиной Нильса, положив руки ему на плечи, и
этот жест показался бывшему директору не жестом защиты — Биргитта
будто провозглашала над сыном какую-то особую власть. Она была в тёмных
очках, куда был направлен её взгляд, не угадаешь. Нильс щурился на
фонари, глядя прямо перед собой. Налетел по-дневному горячий порыв ветра,
парень поднял голову, встретился вдруг глазами с Миком и кивнул, здороваясь.
