— Это дурацкий вопрос, извините. Нельзя быть счастливым — можно
испытывать счастье в те или иные моменты. У меня таких моментов в жизни
хватает. — Он вдруг перестал хмуриться, взял руки Биргитты в свои огромные
ладони и, глядя в её заплаканные глаза, сказал почти ласково:
— Мы не стараемся быть счастливыми — мы стараемся не быть несчастными.
Для Олле и для меня наши полёты — это один из способов борьбы
с нашими несчастьями. Вы ведь знали, что он хотел стать...
— Знаю, знаю, — торопливо кивнула Биргитта. — Не надо сейчас об
этом...
— Разве боль от этой неудачи может сама по себе исчезнуть? Можно
найти себе другое место в жизни — если повезёт! — но сделать бывшее небывшим
не в нашей власти.
Ван дер Тиссен отпустил её руки, откинулся на спинку дивана:
— И всё же то, что вы сделали, жестоко. Причина его нынешней боли —
именно вы, этого не изменить. И не в ваших силах сейчас переиграть всё
назад. Если вы теперь скажете: «Нет, я не стану удерживать тебя на Земле,
летай, как раньше», — бывшее не станет небывшим. Однажды вы сделали
выбор за него, выбор злой и неправильный, но он — окончательный и обжалованию
не подлежит. — Он замолчал на долгую минуту, хмурясь и глядя
куда-то вверх, сквозь залитые солнцем окна — в небо. — Олле, конечно, не
станет обвинять вас, но и счастлив не будет тоже. У вас нет счастья, которым
вы могли бы поделиться с ним. Наша жизнь — «про смелых и больших
людей», по-другому мы не умеем.
Он поднялся на ноги, подал руку Биргитте, обвёл её вокруг столика:
— Я вас провожу.
Биргитта вышла молча, опустив голову. Солнце жарило вовсю, весь мир
превратился в сожжённую солнцем чёрно-белую фотографию, но ей было
холодно на краю белой сияющей бездны.
Перистая тень от пальмовых листьев качалась на экране коммуникатора,
заставляя чуткую автоматику то разгораться, то гаснуть. Марьятта водила
туда-сюда пальцем по экрану, и сообщение от Джорди качалось вверх-вниз.
Глаза выхватывали отдельные слова: сегодня... вместе... до одиннадцати...
провожу... вместе... давай... пирс номер три... сегодня...
Щёлкнув по экрану, Марьятта стёрла сообщение. «Нет, Джорди. Ты
симпатичный, умный и всё такое, но нет, извини. Я не поеду с тобой на яхте.
Я очень хочу поехать вместо этого в Ереван, но туда я тоже не поеду. Я буду
сидеть здесь и ждать его. Так правильно».
Ей было тринадцать, когда на экранах впервые стал появляться высокий
некрасивый мужчина с мальчишеской улыбкой. Взлохмаченный, длинноносый,
с морщинками у глаз, с обветренным лицом человека, много времени
проводящего в море. Он хотел создать команду атмосферных ныряльщиков
— во всём мире отчаянные и расчётливые, смелые и осторожные могут приобщиться
к этому космическому спорту, и Австралия не должна стоять в
стороне! Смотрите, что может атмосферный катер! Какие сложные манёвры
ему доступны, какие скорости, какая управляемость! Осси заворожённо
смотрели на новую перспективу, тешившую их авантюрные сердца, и только
подросток Марьятта смотрела на Осмунда Валлё. Катера, атмосферы, прыжки
— её сердце они не тревожили, но если надо заниматься ими, чтобы быть
рядом с Осмундом Валлё, она научится всему. И даже перестанет бояться
высоты.
