Хреновинка [Шутейные рассказы и повести] | страница 84

По всему заводу гудели призывные гудки, а в раскрытые двери рванулось разровненное пение и рев тысячной толпы, как морской прибой.

— Ага… да это забастовка!.. — Гаврила сплюнул кровь и, как пожарный конь в набат, помчался к своим, крича:

— Урра! Урра! Да здравствует Советская власть!!

Он сразу врезался в толпу, растворился в ней и сам для себя перестал существовать. Капли слились в ручьи, капли к капле, ручей к ручью, и людские волны хлынули. Куда? Не все ль равно, куда: вниз, под уклон, а может, в гору, вверх, вперед. И где-то там солнце, звучит труба, и красные флаги плещут.

Пусть много языков на свете, но язык восстания один:

— Вперед. Долой… Товарищи… Победа!

…Прибой, вал, отлив, прибой… Поток в последний раз хлестнул, но дрогнул и отхлынул прочь. Поток рассекся на ручьи, ручьи на капли, а капли — что значит капли? — Слякоть, нуль, ничто.

И Гаврила — опять Гаврила. Сам не зная куда, он несется по уклону вниз, как с родимой скалы камень. И раз за разом, больней, больней — по спине, по шее, по макушке головы — трижды вязко ударила его тугая резиновая палка. Черный жандарм пришпорил коня и дальше, а мистер Веретенкин без памяти упал.

Его разыскал рабочий, тот самый, у которого глаза как пули, рот как чемодан. У рабочего забинтована голова, завязан кровавой тряпкой палец. Он возвращался из больницы, поднял Гаврилу и, прихрамывая, привел к себе.

Нет, рабочий очень хороший парень, и глаза у него человеческие, в них борется тупое отчаяние и стыд. Рабочий всячески ухаживает за Гаврилой, подбегает к окну, грозит во тьму кулаками, опять возвращается к Гавриле, берет его руку и гладит ее мягко, нежно, побратски. Они толкуют на разных языках, но, кажется, речь понятна обоим. «Ленин, Ленин, о-о-о!» — бормотал американец, прищелкивая языком, подсвистывал. Мистер же Веретенкин говорил мало: он лежал на спине, щупая языком десну, где дружеской рукой выбиты зубы, и вздыхал. На душе у него соленая тоска.

— Нет, граждане, — уныло говорит он в низкий потолок. — Вы и бунтовать-то по-настоящему не можете… Уеду… ну вас!..

Вскоре, действительно, мистер Веретенкин, как морская волна, помчался к обратным берегам, в Россию.

Конечно, всякому ученому человеку ведомо, что на водяных мельницах кроме русалок водятся и черти. Даже так: русалки-то не всегда водятся, а черти постоянно. Русалка все-таки существо женское, капризное: ей чтобы и приличный омут был, и камыши, и песочек желтенький, на случай ежели фантазия придет лунной ночью на приплеске поваляться.