– Идем, – сказал Болтун и взял Грофилда под локоть, причем довольно грубо.
Грофилд глубоко сожалел о своем состоянии. Он попал в переплет, ужасный переплет, ни причин, ни смысла которого понять не мог. Сейчас бы ему быть здоровым и начеку, но вместо этого он в полуобморочном состоянии и ничего не соображает, балансируя на краю могилы в окружении горилл, которые в любое время могут столкнуть его туда, стоит им только захотеть. Теперь, когда Грофилд стоял стоймя, шел, шевелился, он гораздо острее отдавал себе отчет в собственной слабости и уязвимости, чем когда удобно лежал в постели.
Сейчас его вели к двери, и вдруг одна мысль четко и ясно прорезалась в голове, и он сказал:
– Мой чемодан.
Грофилд повернулся было к нему, но его по-прежнему тащили прочь.
– Он тебе не понадобится. Ты сможешь за ним вернуться.
Вон он, лежит в изножье кровати. Он был закрыт, но не заперт.
Грофилд услышал, как девушка сказала:
– Я могу понести его.
Это ему понравилось, но тут Болтун сказал:
– Я ведь говорил: чемодан ему не пригодится. Он останется тут, чтобы горничная видела, что жилец не съехал. В субботу он сможет за ним вернуться.
– Ты подонок, – сказала девушка, и даже в полуобморочном состоянии Грофилд понял, что ее ужалило слово «суббота» и что его произнесли именно для того, чтобы уязвить девушку. Стало быть, как он и предполагал, в пятницу ей и впрямь надо где-то быть. В Акапулько? Возможно.
Болтун бубнил у него над ухом:
– Ну на кой он тебе, а? Твою зубную щетку мы уже взяли из ванной, а ты все равно будешь лежать, в постели, так не все ли тебе равно?
Грофилду достало ума кивнуть.
– Это не имеет значения, – сказал он, и его вывели из комнаты, а чемодан остался.
