Но девушке непременно надо было что-нибудь сказать. Например, такие приятные и полезные слова, как «простите». Ей хотелось как-то загладить свою вину: когда Грофилд попросил у нее сигарету, она прикурила ее сама, прежде чем протянуть ему. На фильтре остался легкий след от помады. Она остановилась у кровати, прикурила вторую сигарету для себя и сказала:
– Мне жаль, что… ( Грофилд быстро перебил ее:
– Насколько я понимаю, единственная причина, по которой ваши дружки оставили нас одних, заключается в их желании послушать, о чем мы будем говорить.
Она вытаращила глаза и посмотрела на одну из боковых дверей.
– Вы думаете? Но зачем?
– Чтобы выяснить, каким боком я тут замешан, были ли мы знакомы прежде. Теперь вы готовы рассказать мне правду?
Девушка заколебалась, кусая нижнюю губу. Наконец она сказала:
– Нет, не могу. Жаль, я ведь ваша должница, но…
– И еще какая должница, золотко.
– Я знаю. Поверьте мне, я даже не могу выразить, как мне жаль.
– Вы не можете рассказать мне ничего полезного, так?
– Нет. Я просто не могу, вот и все. Грофилд сказал:
– Но ведь есть место, где вам надо быть до пятницы. Или в пятницу.
– Да. В пятницу, да.
– И это то самое место, которое вы назвали прежде?
– Акапулько – да. – Она увидела, как он бросил взгляд на дверь, и сказала:
– О-о, они об этом знают. Потому-то и держат. Они выпустят нас обоих в субботу, я уверена, что выпустят.
– Не знаю, могу ли я ждать, – возразил Грофилд.
– А я знаю, что не могу ждать. Но что поделаешь? – И она снова принялась вышагивать по комнате, сделав бешеные глаза.
Грофилд погрузился в безмолвие. По нескольким причинам. Во-первых, он боялся, что она в любую минуту допустит промашку и ляпнет что-нибудь о деньгах. Во-вторых, ему нужно было время, чтобы как следует обмозговать, куда он угодил и что нужно сделать, чтобы оказаться где-нибудь в другом месте.
Сейчас ему были ненавистны слабость собственного тела, его оцепенение и неуклюжесть. Он сроду не болел, он всегда пребывал в отличной форме, поскольку актерская работа требовала навыков фехтовальщика, акробата, наездника и исполнителя бальных танцев, так что он в любое время мог сыграть какую-нибудь роль в «Пленнике Зенды». В любое время, но только не сейчас, хотя именно сейчас охотнее всего и сделал бы это.
Вдобавок ко всему, как будто рана сама по себе уже не была достаточным препятствием, он еще и оказался на чужом поле. Прежде он никогда не бывал в Мексике, у него не было туристической визы, он не владел языком. Кроме той одежды, что была на нем, и набитого деньгами чемодана, у него не было никакого багажа, ему совсем нечего было надеть. Он не имел ни оружия, ни связей, ни друзей среди местных и не мог обратиться ни в мексиканскую полицию, ни в американское посольство.
