А теперь, эта девушка… Он и сам не понимал, почему, но с той самой минуты, как он увидел боль в её огромных глазах, он не переставал думать о её судьбе. Странные чувства охватывали его каждый раз при виде согбенной фигурки. Он хотел дотронуться до неё, сказать слова утешения, увидеть, как она улыбается…
“Где же все? Куда подевался её чёртов жених? Почему оставил её одну?” — он представил, как она летит вниз, а затем падает в изножье лестницы подобно сломанной кукле.
“Нет! К чёрту всё! — в попытке сделать хоть что-то, лишь бы помешать ей, он изо всех сил попытался бороться со связывающими его путами. Она сделала маленький шажок вперёд, и сердце у него остановилось. В следующий миг, он сделал то, на что никогда не считал себя способным. Слова вырвались прямо из груди, удивив его самого:
“Господи, помоги ей! Спаси!”
А затем, случилось то, что иначе, как чудом, не назовёшь. Раздался сильный хруст, и рама на портрете треснула.
Шум испугал девушку. От неожиданности, она чуть не упала вперёд, но сумела в последний момент ухватиться за резные перила. Тяжело дыша, она посмотрела вниз, словно только что осознав, чего едва не натворила. Она судорожно вздохнула, и обняв себя за плечики, попятилась назад. Прижавшись спиной к портрету, она опустилась на пол, и зарыдала.
Он чувствовал её. Чувствовал тепло спины прижавшейся к его ногам. Ощущал судороги, пробегавшие по её телу. И рыдания, разрывающие ему грудь.
Всё ещё в шоке от только что произошедшего, он изумлённо поднял глаза вверх: “Господи?”
*
Я и сама не знаю, как уснула. Прямо там, на полу возле портрета. Как ни странно, но после случившегося, мне отчего-то стало легче на душе, будто бы удалось разделить своё горе с кем-то другим. Прежде, я этого не делала. Не делилась. Не позволяла никому заглянуть мне в душу, и узнать о моих чувствах.
Но сейчас всё было иначе. Не знаю, кем был в прошлой жизни граф, и почему его называют проклятым, но этой ночью, он спас мне жизнь.
Я готова допустить, что всё произошедшее было плодом моего воображения. Возможно, в последний момент сработало чувство самосохранения, или же действительно, не выдержав многолетней нагрузки, треснула старая рама, и отвлекла меня от глупейшей ошибки. Но одно, я знаю точно — впервые за полгода мне по-настоящему было легко.
За окном занимался рассвет. Прислуга ещё не проснулась. Прежде, чем уйти, я обернулась к мужчине на портрете. Его взгляд больше не казался хмурым и неприветливым. Теперь, в его взгляде было больше тепла и участия. Не успев толком сообразить, что делаю, я на миг прижалась к нему, как если бы хотела обнять:
