*
Дуэйн точно знал сколько капель начавшегося ночью ливня, ударило в окно. Особенно тягостными были именно ночные часы. Вынужденно бодрствующий, оставаясь в кромешной тьме, он с трудом находил себе занятия, позволяющие хоть немного облегчить своё существование.
Вдруг, в одной из спален второго этажа хлопнула дверь. Послышался еле слышный звук бегущих босых ног.
“Что опять могло произойти?” — Дуэйн напряженно вслушивался в каждый звук.
Шаги приближались. В лунном свете, скудно проникающем через ливень и витражи, он увидел ту девушку. Судя по всему, она была в панике. Добежав до лестницы, она, словно испуганный зверёк принялась озираться вокруг. Тоненькое тельце под длинной ночной сорочкой вздрагивало, от приглушенных рыданий. Чувствовалась, что она совершенно не отдаёт отчёта своим действиям.
С такого расстояния, Дуэйн отчётливо чувствовал охвативший её ужас. Но, что могло её так напугать?
Внезапно, девушка сделала такое, отчего ужас охватил уже самого графа, хотя казалось, что такое невозможно.
Встав на самом краю бесконечной лестницы, она, широко раскинув руки, собиралась броситься вниз.
Глава 7
“Эй! Ты, что задумала? А ну не смей! Отойди от края немедленно! Да, что же это такое? Эй, люди, ау, уберите эту ненормальную отсюда! Куда? Стой!” — Дуэйн делал напрасные попытки привлечь внимание. Девушка не могла его слышать. Никто не мог.
В прежнюю бытность, его мало трогали чужие страдания. Что стоила человеческая жизнь по сравнению с новой парой сапог из лучшей обувной лавки на Сент-Джеймс стрит? Могла ли сравниться с бутылкой лучшего арманьяка? Однозначно нет! Его не трогали ни слёзы ни стенания, ни мольбы. Собственные желания он ставил превыше всего, и не интересовался ничем, что бы не относилось к его драгоценной персоне.
Однако постепенно, вынужденный на протяжении столетий быть свидетелем пролетающих перед глазами событий, происходящих в жизни других людей, он, хоть и невольно, но стал более внимательнее к ним относиться.
Прошедшие годы несколько изменили его. Он искренне сочувствовал горю родителей трёхлетней девочки, утонувшей в озере из-за недосмотра нерадивой гувернантки. Возмущался трусостью молодого Олдриджа, проигравшего имение в карты, и пустившего себе пулю в лоб, оставив семью на произвол судьбы. Ненавидел Лавинию Армитидж — выжившую из ума старую кошелку, устраивающую спиритические сеансы, больше походящие на шабаш ведьм, когда женщины, и старые и младые раздевались донага, и устраивали дикие пляски возле портрета. Если бы тогда, у него была возможность избавиться от заклятия, он с удовольствием прошелся бы розгами по их задам, в попытке привести их чувство, и избавить от блажи.
