Трамвай без права пересадки | страница 20

— Ладно. Но с ним всё в порядке?

— А я откуда знаю, — развёл руками клошар.

Тут из ближайшей подворотни явился второй бомж. Увидев в руках первого бутылку, он набросился на него с явным намерением отобрать добычу. Завязалась потасовка.

Глеб с сожалением покачал головой, поняв, что так и не получит больше никаких сведений о заступившем за черту. Пошёл дальше.

Старый центр кончился, остался позади парк культуры и отдыха, начался район новостроек.

Чем дальше шёл Глеб, тем всё более малолюдным становился город — даже бомжи и собаки попадались теперь крайне редко. А черта, разделившая тротуар, по которому он шёл, всё не кончалась.

Вдали, на шоссе, уходящем вокруг Химгоры за город, слабо виднелся сквозь дождевую пелену поток машин — видимо, жители покидали город.

«Может, война началась? — подумал Глеб. — А я иду тут и ничего не знаю. Или авария какая–нибудь…»

Вскоре захотелось есть. Взгляд на часы показал, что время близится к обеду. Глеб с удовольствием купил бы бутерброд или порцию пончиков, но все закусочные были закрыты точно так же, как и магазины. И даже пивные — пивные! — стояли под замком. Да и взятые на день пятьсот рублей остались в барсетке, выхваченной грабителем.

«Хаос… Запустение… Апокалипсис…» — всплывало в его голове.

Обогнув строящийся развлекательный центр на улице Даргомыжского, он упёрся в перекрёсток.

Светофор не работал. Машин не было. Неустанно шумел дождь. Черта обрывалась.

Это был конец тротуара. Или его начало.

Город проглотил его. Скользнув по пищеводу улиц, он замер в желудке — на площади Ратуши — несчастный рачок, проглоченный китом.

Здесь было по–вечернему тихо, пустынно и предзакатно. Часы на башне сонно пробили девять как раз в тот момент, когда он замер перед странным памятником. Странность его заключалась в том, что памятником он, собственно, не был, а представлял собой лишь постамент, весьма, впрочем, искусно выполненный из тёмного мрамора. Мраморная же плита, наклонно вложенная в основание постамента, гласила позолоченными буквами: «Тому, кого никто не знал».

— Тому, кого никто не знал, — прочитал он вслух, смакуя размер стиха и заключённый в нём необъятный смысл. Камни мостовой впитали упавшие слова, мудро нахмурились трещинами и щербинами. Откуда–то с севера надвигались на город едва заметные пока тяжёлые облака.

Показался из переулка в правой стороне площади господин в строгом плаще и шляпе. Постукивая ножкой зонта о мостовую приблизился и молча встал рядом. Седоусое лицо его было благодушно и лучилось сытостью недавнего запоздалого ужина, потребовавшего, вероятно, прогулки.