«Стефан Цвейг умер в сорок втором. Когда мир вокруг начал рушиться – японцы напали на Перл-Харбор, англичане сдали Сингапур, в Европе безраздельно хозяйничали нацисты, – супруги Цвейги решили покончить с собой. Перед смертью они написали 13 писем. "Я приветствую всех своих друзей, – писал Цвейг, – Пусть они увидят зарю после долгой ночи! А я слишком нетерпелив и ухожу раньше них". Стефан с женой приняли смертельную дозу снотворного», – никто не забыт, ничто не забыто, расцарапаю быль до небыли, чтобы факты не канули в забавное место – в анналы, – «Известный стихотворец начала двадцатого века – Иван Игнатьев – был гомосексуалистом. Обстоятельства вынудили его жениться. После первой брачной ночи, Игнатьев сделался невменяемым и покончил с собой, предварительно попытавшись убить жену».
Наконец, отбираю у принтера лист. Хорошо, что я не выполнила собственное обещание не заниматься больше Рукописью в эти выходные. Неудача с Цветаевой компенсировалась вот этими, отмеченными на листе, ценными находками: обделённая новинками пригородная библиотека хранит, оказывается, множество сведений, пригодных для моей «Антологии смерти». Вдобавок, в нашем городишке открыли Интернет-кафе – теперь и в отсутствие ноутбука есть на чём перевести хаотичные бумажные выписки в электронный вид.
– Вот ты где! – кто-то грубо хватает меня за руку. Что за новости? Впиваюсь глазами в обидчика, готовая защищаться. Не слишком высокий, вырубленный довольно грубо из единой квадратной глыбы, хорошо одетый тип с лысиной.
– Что вам нужно?! – я оглядываюсь. Посетители кафе ничего не замечают. Заорать? Заголосить по-битловски: /Help! I need somebody!/ ? Нет. Боязнь показаться смешной пересиливает инстинкты сохранения. Размахнуться и свободной рукой заехать этому отморозку в челюсть? Чтоб выпяченный подбородок задвинулся и морда уступила б место человеческим чертам, в наличие которых у каждого свято верю? Нет. Пока, вроде, поводов недостаточно…
Между прочим, если он сожмёт пальцы чуть сильнее, у меня захрустят и рассыплются кости. Ситуация совсем не радует, но я надеваю вежливую улыбку, веером частых-частых ресничьих взмахов её подтверждаю, добродушно кривляюсь этому отморозку в свинячие глазки, – Обознались? – спрашиваю.
– Ты мне эти заморочки брось! – и не думает успокаиваться полоумный, – Я тут с тобой до десятого пришествия стоять не собираюсь! Я таких, как ты, насквозь вижу! Девушка пьяная беззащитная сидит, а ты к ней подписываешься, значится… Удачно же поживилась, ничего не скажешь… Ладно, выбирай, или сумочку вернёшь или к моим знакомым ментам поедем.
