— Гостей, — машинально поправляю я. Слова «пришлые», «мигранты», «понаехавшие» нетолерантны. Конечно, мы их иногда используем… но только в разговорах между собой.
— Мы вас всем обеспечиваем, — повторяю я. — Жильё, еда, одежда…
Вета раздражённо машет рукой.
— Да, это так. Но мы в распределительном лагере на Пальме изучали ваше законодательство. У вас даже административно-уголовные кодексы для местных и переселенцев разные! Словно мы изначально люди второго сорта. Не представляла, что в наши дни где-то такое возможно.
— Конечно, разные, — соглашаюсь я. — Для местных штрафы за правонарушения во много раз выше, чем для переселенцев.
— Мы нищие, и взять с нас нечего, потому и штрафы меньше. Зато статей — в три раза больше.
— А что не так? Местные всё по законам делают, а гости их постоянно нарушают. Кто помладше — попрошайничают, кто старше — воруют, в банды настоящие собираются. Взрослые норовят всякие незаконные производства без лицензии организовывать, или мелким бизнесом без уплаты налогов заниматься. А ещё… — Я вовремя обрываю себя, так как собирался сказать, чем, по слухам, подзарабатывают некоторые приезжие девушки.
— Я не ворую и не попрошайничаю! — сквозь зубы говорит Вета. На её бледном лице появляется лёгкий румянец. Ого, когда она сердится, становится ещё красивее.
— Я не тебя и имел ввиду, — говорю извиняющимся тоном. — Я в целом ситуацию обрисовал.
— Ну и я — в целом. Вы спросили — я честно ответила. Чего заводиться то?
Повисла неловкая пауза. Между нами словно повисает невидимый барьер, подобный гравитационному полю, он натягивает, волокнит и рвёт едва успевшие натянуться между нами тонкие нити доверия и симпатии.
— Всё-таки ты не права, — не сдаюсь я. — Многие граждане Либерти нормально относятся к «гостям». Я, например.
— В самом деле? — парирует Вета. Я вспоминаю, как потребовал у Листовых предъявить свидетельство о регистрации. Чувствую, что начинаю краснеть, но не отвожу взгляда.
— В самом деле. Я не считаю тебя ни глупой, ни дикой. Наоборот, ты умная и красивая.
Вета первой опускает глаза. Когда она вновь начинает говорить, голос её звучит примирительно.
— Челнок, на котором мы спаслись с Новой Арктики, доставил нас на ближайшую орбитальную станцию. Он была переполнена, людей поспешно отправляли через телепорты по всем планетам, готовым дать временный приют беженцам. Нас с отцом едва не разлучили. Мы оказались на одной из лун Силезии, сутки спустя нас телепортировали на Гремлин. Там мы прожили около года, отец работал в местном госпитале, я училась в школе и помогала в свободное время местным ремонтникам. Нам не хотелось провести в этой дыре остаток жизни, и отец искал подходящие варианты для эмиграции. Но у нас не было ни денег, не имущества, а далеко не все планеты готовы принимать таких вот бродяг без роду-племени. В конце концов, на разосланные по всей Периферии просьбы на въезд пришло несколько положительных ответов. Отец выбрал Оазис, сказал, что тут климат лучше. Наверное, он не согласился бы, если бы знал, что не сможет работать по специальности.
