— Всё в порядке, друзья. Не смертельно — всего лишь ушиб!
Джереми видел, как по смуглой щеке мужчины течёт кровь.
«Плохой знак, — говорили вокруг, — такое на свадьбе».
В тесный переулок протолкалась санитарная машина. Двое работников подхватили несчастного на носилки и торопливо унесли, а третий — остался перекапывать мотыгой газон.
— Ребята, всем хорошего дня! — покрикивал, разгоняя зевак, Фреттхен. — Молодые хотят побыть наедине. Да, и не забудьте, после вечерней медитации на «длинном» пляже — праздник.
Джереми поискал глазами Вилину, но ни её, ни Роберта уже не было. Должно быть, вошли в дом.
К пляжу спускались узкие каменистые тропинки, труднопроходимые из–за колючих кустов. Достичь его и не пораниться, не поцарапать ни рук, ни ног — удавалось не всякий раз. Фреттхен туманно намекал, что в этом тернистом пути есть нечто символическое, но Джереми так и не сумел понять, что. Наоборот, царапины от колючек зудели и отвлекали от медитаций, а сбитые о камни ступни — ныли, мешая сосредоточиться. Поэтому он часто сбивался с мысли и думал не о том, о чём нужно. Например, что огонь — такая же стихия, как и море, и в нем наверняка живут рыбки, но такие вёрткие и горячие, что их не то что поймать, а даже разглядеть нельзя. Джереми моргал, всматриваясь в жаркую сердцевину костра, и чудилось ему, будто среди пылающих веток то плавничок мелькнет, то хвостик… Он крепко зажмуривался, но и тогда перед глазами продолжали плясать огненные рыбки. Совсем бесполезная выходила медитация.
Сегодня Джереми решил, что перестанет валять дурака. Хватит уже, не ребёнок. Хотелось скорее повзрослеть, будто это могло что–то изменить — могло вернуть ему Вилину.
За день работники натаскали на побережье хвороста и приготовили место для костров. К заходу солнца «длинный» напоминал нерасчищенную вырубку, и к нему извилистыми муравьиными цепочками потянулись люди.
Боб и Хайли вместе с ещё двумя парнями принялись подтаскивать дрова и складывать горкой, а Джереми сел в стороне. Подростки соревновались — у кого куча хвороста получится выше. Семейные поглядывали на них с улыбкой.
В сумерках по всему пляжу поднялись белые столбики дыма. Золотые бутоны — один за другим — разворачивали огненные лепестки. Хорёк — одетый неофициально, в тенниску и светлые брюки — подождал, пока костры разгорятся, и встал у кромки воды с рупором в руках. Океан лежал за его спиной — серый и слегка пушистый, смирный, как наигравшийся котенок. К башмакам подбиралась солёная пена.
