— Конечно, как скажете, — заторопился психолог. — Вот текущая экспозиция, пойдемте!
Верхаен двинулся по светлым залам, осматривая картины. Большие — во всю стену и миниатюрные — с ладошку. Прозрачные, нежные акварельки и многослойные работы маслом. Попадались рисунки карандашом и углем. Несколько залов занимали аппликации и инсталляции, их разбавляли установленные тут и там скульптуры. Все это многообразие воспроизводило Эколу, её узкие улочки, заросшие плющом, нарядную площадь и длинный пляж с медитирующими. Тема медитации была особенно популярна среди конкурсантов.
— О, похоже на вас, Марк, — профессор остановился перед гипсовой фигурой — худой и остроносой, замершей на невысокой подставке в позе лотоса.
— Да, — зардевшись, подтвердил Фреттхен, — это меня изваял наш победитель. Эрик Гудман. Большой талант!
— Ах вот как, — усмехнулся профессор, — что ж, он правильно выбрал модель…
— О нет! Победу присуждал не я! Я лишь член жюри!
— Ну, всё? Всё просмотрели? — сменил тему Верхаен. — Пойдемте, предадимся чревоугодию?
— Нет, еще остались работы к новому конкурсу «Океан и его обитатели». Мы их принимаем в правом крыле. Скоро начнем составлять экспозицию следующего месяца.
— Ну вот, когда составите, тогда меня и пригласите. Пойдемте, Марк. Как вы сказали, называется ваше кафе?
— «Лангуст», — в голосе Хорька еле уловимо проскользнула нотка разочарования.
Поблизости от кафе — слава Всевышнему — не вопили репродукторы. Музыка, доносящаяся со стороны поселка, звучала мягко, приглушенно, не лезла в уши, а создавала приятный фон. Полотняный навес отбрасывал прозрачную тень на плетёные кресла и столики.
— Я, пожалуй, закажу паэлью, — бегло ознакомившись с меню, промолвил Гельмут.
— Превосходный выбор! Я возьму то же самое. А как насчёт закусок? Может быть взять тарелку со всем понемножку? Жареный кальмар, сырные палочки, острые крылышки?
— Можно, — кивнул Гельмут, откидываясь в глубоком кресле.
— Вина?
— Белого, на ваш вкус.
Услужливый официант из работников поставил перед ними высокие бокалы с кубиками льда и бутылку газированной воды. Принял заказ, и вскоре на столе следом за водой появилось вино в темной бутылке.
— В целом, я доволен, — рассказывал профессор обратившемуся в слух Хорьку, — но есть и нарекания. Безусловно, подростковому возрасту присущи экзальтированность, потребность выделиться, даже — бунтарство. Но не до такой же степени.
Фреттхен пошел красными пятнами, но промолчал.
