***
Сидя в одежде на краю ванны, Пьер с неодобрением рассматривал свои ботинки — с них совсем сошел блеск. Конечно, он мог сказать Луизе, чтобы она их начистила. Но отдать распоряжение, даже самое пустячное, было выше его сил. Ему, конечно, нравилось, когда за ним ухаживали, но он ненавидел отдавать распоряжения. Ему казалось, что навязывая свою волю другим, он превышает свои права и ущемляет более слабое существо, нанося удар по его человеческому достоинству. Во всяком случае, это служило предлогом, чтобы не брать на себя никаких обязательств по дому. Когда Эмильенна была еще здорова, она подшучивала над его неспособностью что-либо приказать. Пьер подобрал валявшийся грязный носок и стал до блеска начищать им ботинки. Так ведь оно проще! Затем он погляделся в зеркало над раковиной. Вид тщательно выбритых, розовых щек преисполнил его уверенности, что со здоровьем все в порядке.
Утро было отличное. И Пьера охватило желание выйти на свежий воздух, пройтись. Эмильенна задремала вскоре после того, как Анна ушла на работу. Газету он от начала до конца прочел за завтраком. Доктор придет только в полдень. Больную, правда, нельзя оставлять одну — в таком случае пусть Луиза посидит с ней, а он отправится за покупками...
В восторге от собственного решения он вышел на кухню: Луиза начищала серебряный кувшинчик, которым никто никогда не пользовался. «Лучше бы она почистила мои ботинки», — подумал Пьер с раздражением. Ему даже захотелось так ей и сказать. Но вместо этого он лишь сообщил, что пойдет вместо нее в магазин.
— Как угодно, мосье. Вот вам список, — сказала она, вручая ему клочок бумаги, на котором Анна нацарапала несколько слов. — Надо купить филе соли для мадам и дораду[2]. Но дораду — побольше, чтобы и на ужин осталось...
— Я разберусь. Мадам сейчас спит. Заглядывайте время от времени к ней в комнату.
— Ну конечно, мосье.
Она протянула ему черную пластмассовую сумку для продуктов. Он нехотя взял ее и незаметно оставил в прихожей на деревянной консоли с потрескавшейся золотой краской.
Оживление, царившее на улице Сены, отвлекало его от собственных мыслей. Любитель истории улиц, он знал прошлое большей части домов в этом районе. Там, где другие просто сталкивались с неизвестными современниками, он приветствовал знаменитых французов прошлого: королеву Марго в ее садах, Арманду Бежар, неверную вдову Мольера, мертвенно-бледного Бодлера, иссохшего, с безумным взглядом — призрак чарующий и зачарованный, Жорж Санд в мужском костюме, широкобедрую, с глазами египетской танцовщицы... По обыкновению, он заглянул в книжный магазин Коломбье, где — призрак среди призраков — царила бледная до прозрачности мадам Жироде, женщина без возраста. Белая кожа, белые волосы, жабо и даже глаза — она производила впечатление человека, занимающегося не столько продажей книг, сколько просвещением читателей. Прекрасно знающая старый Париж, она пренебрегала сумятицей современного литературного мира и всецело посвятила себя изучению отголосков прошлых времен. Пьер осведомился, сумела ли она достать книгу одного англичанина о Париже времен падения Империи под названием «Paris,during the Interesting Month of July,1815»
