На обед она быстро зажарила небольшой ростбиф с подрумяненной картошкой (вечером его можно будет доесть в холодном виде). Отец взял даже второй кусок. Но ели они молча — едва ли обменялись двумя словами. Выйдя из-за стола, Пьер уселся в кресло. Анна ушла мыть посуду. Когда она вернулась, он спал, опустив голову на грудь. Отчего ему доставляет такое удовольствие изображать из себя старика? Можно подумать, что ему не терпится стать восьмидесятилетним: в шестьдесят лет он уже приобрел привычки, свойственные глубоким старикам. К тому же она не была убеждена, что он действительно спит. Возможно, он просто делает вид, что спит, чтобы показать, сколь мало интересует его окружающая жизнь. Он знал, что его быстрая утомляемость и угнетенное состояние беспокоят Анну, и подыгрывал, чтобы усилить ее тревогу. Она нарочно толкнула стул. Он сразу открыл глаза и глубоко вздохнул, словно удивляясь тому, что все еще находится в мире, где ему не место.
— Пойдешь со мной, папа? — спросила она. — Я хочу прогуляться. Такая чудесная погода!
Голос ее звучал решительно. Он скорчил гримасу, но отправился за пальто.
Небо, пасмурное утром, было теперь ярко-голубое. В прозрачном воздухе голые ветки деревьев, словно на литографии, образовали причудливый узор. Тюильрийский сад был полон разгоряченных детей и закоченевших родителей. Анна шагала в ногу с отцом по направлению к Лувру. По дороге они остановились перед одной из статуй Майоля.
— Эти статуи... — пробормотал Пьер. — Твоя мать... твоя мать так их любила!
В дрожащем голосе его звучали слезы. Анна еще раньше заметила, что он не говорит больше «Эмильенна» или «Мили», а выражается высокопарно: «Твоя мать». К чему эта вечная потребность возносить покойную вместо того, чтобы вспоминать о ней просто как о человеке!
— Последний раз, когда мы приходили сюда с ней, — продолжал он, — боже мой, это было через несколько месяцев после операции... Как она себя хорошо тогда чувствовала! Кто бы мог предположить, что так быстро... — Он не закончил фразы. Слезы текли по его носу. На голову статуи уселся воробей. Пьер громко высморкался. — А что если сходить на кладбище? — предложил он вдруг.
— Зачем? Тебе не кажется, что присутствие Мили ощущается скорее здесь, куда ты так часто приходил с ней, чем там, где вы никогда не были вместе?
— Но, Анна, она-то все-таки там!
— Нет, папа.
Он покачал головой.
— А ты ведь даже и траура по ней не носишь!
— Мили бы не потерпела этого.
