— Как ты далеко от меня, Анна! — сказал он. — Иди сюда, ко мне.
— Мне пора.
— Почему?'
— Уже два часа ночи.
— Знаю, но ты же можешь побыть со мной еще немного, разве нет?
Она легонько поцеловала его в губы.
— Нет, Лоран, все. Пора...
Но он протянул к ней руки. В его взгляде был властный призыв, нежность, каприз. И она поняла, что переоценила свои силы, что все ее решения тщетны, что она увидит его снова — и завтра, и послезавтра, и так часто, как он того захочет и как она сможет. Он схватил ее за руки, заставил сесть на постель, обнял, опрокинул, склонился над ней. Из крана над раковиной капала вода. Кто-то откашливался за перегородкой. Анна повторила еще раз:
— Не надо, Лоран.
А затем мир исчез для нее в вихре пламени.
Была половина четвертого, когда она спустилась к себе в квартиру. Безумие! А что если Мили звала ее!.. За дверью раздался слабый кашель. Анна вошла в спальню.
— Что с тобой, Мили? Ты не спишь?
— Нет, я только что проснулась.
— Подать тебе судно?
— Не знаю... Пожалуй, дай...
Анна подождала, пока мать снова заснет, и на цыпочках вышла из комнаты. Ей было страшно холодно. Она легла в постель, но спать не могла.
***
Измученная рвотой, Эмильенна откинулась на подушки — рот ее дергался от икоты, глаза были полны слез. Анна вытерла ей лицо мокрой салфеткой и поставила тазик на пол. С болью и тревогой посмотрела на мать. Затем проверила пульс: он был слабым и неровным. Но вот лицо больной разгладилось — значит, приступ прошел. По крайней мере в ближайшее время не повторится.
— Теперь ты можешь заснуть, — сказала Анна.
— Да, — прошептала Эмильенна, — но здесь столько гусениц ползает по комоду... Надо их прогнать... А то они заползут ко мне в постель...
Последние две недели у нее часто бывали галлюцинации. И возникал такой страх, что она металась по подушке, стиснув зубы, жалобно стеная. Она уже почти ничего не ела. Только немного пила. В ответ на упорные расспросы Анны доктор Морэн, наконец, признался, что он опасается близкой развязки. По его совету она увеличила дозу камфары. Но лекарства уже не действовали на истощенный организм больной. Ноги ее настолько отекли, что уколы приходилось делать в руки.
— Ты обещаешь мне, что прогонишь гусениц? — тоном капризного ребенка снова проговорила Эмильенна.
— Да, Мили.
— Прогони сейчас же!
Анна сделала вид, будто сметает что-то с комода.
— Вот, — сказала она. — Больше ничего нет. Спи. Я побуду возле тебя на случай, если они вернутся.
