Кир достал из холодильника инъектор и «звездокровь». Таймер отсчитывал секунды. Нейротяга создавала легкий ветерок в голове.
В сети общались, писали послания, выкладывали видео и искали любви миллиарды людей. Странно было чувствовать их как щекотку, возникающую за ушами.
Кир перебрался из бокса в бокс.
«Аватар» оказался гигантом под три метра высотой. К нему была предусмотрительно приставлена лесенка. Бронеплита, за которой сидел оператор, торчала чешуйчатым плавником.
Кир обошел вокруг неудачу военной промышленности.
За серо-стальными пластинами нижних конечностей посверкивали поршни приводов и компоненты дополнительной защиты. Темнели сопла ускорителей. В некоторых местах сочленений подтекала смазка.
По выпуклой груди с нашлепками активного радара и оптической системы шли радужные разводы. Чуть светились ниши боевых систем, закрытые маскировочными экранами. Словно два круглых уха торчали барабаны противоракет. Короткие руки оканчивались трубками кинетических разгонников.
Кир качнул головой.
«Аватаром» можно было воевать с целой армией. Если, конечно, получится уложиться в полчаса. А так…
Кир забрался по лесенке наверх. Кресло оператора, схожее формой с человеческой фигурой, приняло его и, развернувшись, опустило куда-то «Аватару» в задницу. Будто на дно колодца с дырочкой люка над головой.
Темнота перед глазами протаяла в крупнозернистое изображение бокса, как если бы Кир смотрел сквозь десятки сантиметров электронной начинки и брони.
«Нет связи» — замерцала по центру надпись.
Кир вынул из ленты одну из капсул, зарядил ее в инъектор и, выдохнув, прижал его острый клювик к шее.
П-с-соп!
Инъектор разрядился, оставив острое ощущение обожженной в точке укола кожи. Кир откинул голову на подголовник.
Таймер на тридцать минут.
Секунды побежали, потом замедлились, потом остановились вовсе — на девятой. Все вокруг сделалось хрупким и мягким. И безусловно понятным. Вот кровь, вот легкие, вот соевый батончик, вот изгиб керамопластика, вот свет, вот звезды, вот вирт-мотылек, бессмысленный и достойный жалости, весь мир похож на цветок, а город — капля электрической росы на его лепестке.
Ах, сладкая жуть!
Кир простерся во все стороны, вглубь земли, под асфальт, под глиняные пласты, под черепа и кости, и вверх, выше неба, в черноту космоса, к созвездиям и газовым облакам. Он был везде и всюду. Он был люди и насекомые, и колонии микроорганизмов, и трещины, и вода, и скрипучие звуки сверчков в аквариуме зоомагазина на дальнем конце Фарадей-стрит, и складки одеяла, и волосок в носу господина Таркани, и пар, и хайвей до Санта-Прайи, и экстаз Тони-Шнырка в порнохаузе.
