Обвиненіе, такимъ образомъ, формулировано хотя не вполнѣ опредѣленно, но весьма ловко. Тутъ и намекъ на презрѣніе поэта къ толпѣ, и намекъ на измѣну прежнимъ убѣжденіямъ, «въ связи съ новыми отношеніями въ высшихъ сферахъ», и указаніе на охладѣвшее въ послѣдніе годы Пушкина сочувствіе къ нему публики; ссылки даны такимъ образомъ на обстоятельства всѣмъ болѣе или менѣе извѣстныя, въ томъ простомъ разчетѣ что вѣрность ссылокъ замаскируетъ важность освѣщенія даннаго обвинительнымъ актомъ. Кто напримѣръ не знаетъ что сочувствіе публики къ поэзіи Пушкина значительно охладѣло въ концѣ поприща поэта? На это жаловался самъ Пушкинъ въ письмахъ къ друзьямъ, исполненныхъ грусти и разочарованія. Но источникъ этого охлажденія лежалъ конечно не тамъ гдѣ полагаетъ его г. Пыпинъ. Достаточно обратиться къ «Матеріаламъ» П. В. Анненкова чтобъ убѣдиться что обаяніе поэта на современниковъ ослабѣвало по мѣрѣ того какъ крѣпчалъ его талантъ и какъ поэтъ отъ легкихъ, доступныхъ массѣ задачъ переходилъ къ зрѣлому, возмужалому творчеству. Уже Евгеній Онегинъ понравился массѣ читателей менѣе чѣмъ Кавказскій плѣнникъ или Бахчасарайскій фонтанъ, а Борисъ Годуновъ и Полтава не были совсѣмъ оцѣнены публикой. Поэтъ не обманывалъ себя на счетъ этого обстоятельства и предвидѣлъ неуспѣхъ Бориса Годунова, объ этомъ свидѣтельствуютъ замѣтки на французскомъ языкѣ, которыя онъ предполагалъ разработать для предисловія къ своей трагедіи. «Публика и критика», говоритъ онъ въ этихъ замѣткахъ, «принявшія мои первые опыты съ живымъ снисхожденіемъ, и притомъ въ такое время когда строгость и недоброжелательство отвратили бы меня вѣроятно навсегда отъ поприща мною избираемаго, заслуживаютъ полной моей признательности: онѣ расплатились со мною совершенно. Съ этой минуты ихъ строгость или равнодушіе уже не могутъ имѣть вліянія на труды мои. Я выступаю съ новыми пріемами въ созданіи. Не имѣя болѣе надобности заботиться о прославленіи неизвѣстнаго имени и первой своей молодости, я уже не смѣю надѣяться на снисхожденіе, съ которымъ былъ принятъ доселѣ. Я уже не ищу благосклонной улыбки моды. Добровольно выхожу изъ ряда ея любимцевъ, принося ей глубокую мою благодарность за все то расположеніе съ которымъ принимала она слабые мои опыты въ продолженіи десяти лѣтъ моей жизни.» Такимъ образомъ Пушкинъ самъ далъ намъ ключъ къ разумѣнію источника того разлада который образовался между нимъ и публикой съ тѣхъ поръ какъ отъ легкихъ, полуподражательныхъ и доступныхъ массѣ опытовъ онъ перешелъ къ зрѣлому и строгому творческому труду. Послѣ этого какъ не улыбнуться на завѣренія г. Пыпина будто охлажденіе къ Пушкину проявилось въ той части публики которая искала въ литературѣ нравственно-общественнаго смысла?
