Чтобы в юрте горел огонь | страница 29



— Подожди меня здесь, — наказывает тётка и выходит в коридор.

Нилка видит схемы, плакаты, чернильный прибор из серого камня, похожий на крепость. В каменной башенке чёрными пиками стоят остро отточенные карандаши. На их сверкающих гранях теснятся золотые буквы. Девочка не может оторвать от них глаз: вот бы порисовать таким карандашом, полюбоваться, какую чёткую линию оставляет на бумаге мягкий тёмно-серый грифель. Совладать с собой она не в силах и, не оглядываясь, быстро выхватывает один карандаш и выбегает на улицу.

Нилка боится, что вслед за ней кто-нибудь выскочит на крыльцо и строго крикнет: «Девочка, отдай карандаш!»

Но никого нет, её добыча надёжно спрятана, и теперь надо только дождаться Уяны.

— А я тебя ищу, — появляется на крыльце наконец тётке. — Ведь сказала же — сидеть на одном месте! — говорит она недовольно, отвязывая быка.

Они трогаются в обратный путь. Бык, словно почуяв дорогу домой, неожиданно припускает мелкой рысцой. Жара спала, степь не томит зноем, и повеселевшая Уяна поёт:


Лучшее счастье — быть молодым,

Цвести, как цветок полевой…


Её высокий гортанный голос взлетает всё выше и выше над степью. Но племянница не слышит её, спрятанный карандаш жжёт сквозь сено и мешает спокойно сидеть. Она ёрзает в бричке, ждёт удобного случая, чтобы похвастаться перед тёткой. Впереди виден старый колодец, а там за поворотом начинается уже Шиберта. Нилка достаёт из сена своё сокровище и протягивает Уяне. Но вместо радости она видит, как застывает лицо тётки и её смешливые глаза превращаются в две суровые щёлки. Не говоря ни слова, Уяна заворачивает быка, сердито взбадривая кнутом. Понурый бык покорно идёт назад по зелёной колее. От стыда и чувства вины девочка начинает тихонько хныкать, но тётка не утешает её, а только чаще понукает быка.

И вот снова бревенчатый дом с флагом. Уяна берёт Нилку за руку:

— Идём вместе, сама вернёшь карандаш.

Они входят в комнату, где стоит письменный стол, за ним сидит и что-то пишет председатель колхоза — седой мужчина в выгоревшей гимнастёрке.

— А, Уяна Будаевна, что, ещё дело есть? — спрашивает он.

Тётка молча, без улыбки кивает головой, сквозь смуглую кожу пробивается мучительный румянец. Она тихонько подталкивает Нилку вперёд.

— Возьмите карандаш, я у вас взяла, — осипшим голосом произносит Нилка.

— Да у меня много карандашей, бери, бери, девочка, — улыбается председатель.

— Нет, мы не можем принять ваш подарок, — решительно возражает Уяна. — Вы уж извините нас. — Она берёт Нилку за руку и выводит во двор.