Какое-то время сидевшие в засаде терпеливо выжидали. Продрогший от ночной влаги Генри, заметив, что костер совсем затухает, решил подбросить хворосту и немного погреться. Нарушив приказ, щедро навалил сухих веток, которые тут же дружно вспыхнули, взметнув ввысь целый столб огненных искр, довольный воин присел, протянув к теплу озябшие руки. В тот же миг от ствола отделилось черное пятно, низко пригибаясь к высокой, но стелющейся по земле траве бесшумно стало продвигаться по направлению к костру. Генри время от времени опасливо озирался по сторонам, безуспешно пытаясь хоть что-то различить в кромешном мраке ночи, но глаза, ослепленные ярким светом, были просто не в состоянии ничего разглядеть. Когда до сидевшего оставалось уже несколько шагов, освещенный падающим светом, приблизившийся силуэт отчетливо и зловеще вырисовался, но было уже слишком поздно. Распрямившись, нападающий коротко взмахнул рукой, нож, жужжа и крутясь на мгновение, ослепительно сверкнул, поймав лезвием огненный отблеск костра. Брошенный умелой рукой клинок по самую рукоятку вошел прямиком под левую лопатку Генри. На короткий миг на его лице отразилось недоуменное выражение, как будто к чему-то внезапно прислушался, и тут же не издав даже звука, плавно завалился вперед, упав головой в самый центр огнища, резко взметнувшийся вверх столб огненных искр, послужил своеобразным сигналом для нападающих. Бесшумно уже подкравшиеся к спящим противники стали наносить удары с такой силой и скоростью, что сопротивления даже не последовало. Потерявших сознание пленников надежно крепко связали и потащили к неизвестно откуда появившимся повозкам. Все произошло быстро и очень стремительно. Через несколько минут, когда повозки растаяли в темноте ночи, поляна опустела, вновь наступила мирная тишина лишь четверо трупов оставленных лежать здесь навечно являлись красноречивым свидетельством о произошедшей тут трагедии.
* * *
Сознание возвращалось медленно. Боль пронизывающая все тело была невыносима. В плотно закрытых глазах мелькали огненные вспышки, разрастаясь, увеличивались и точно взрываясь, рассыпались в бесконечное множество разноцветных искр. Непреодолимое желание остановить их болезненно давило на мозг, крик боли, рвавшийся из глубины, наружу вырвался лишь слабым стоном, тут же вызвав новый прилив страданий, казалось, множество мельчайших осколков застряли у него в легких, непроизвольно затаив дыхание, некоторое время набирался сил, чтобы сделать следующий вздох. При повторной попытке Седрику показалось, что теперь уже эти осколки рассыпались на сотни мелких острых игл, проникая гораздо глубже внутрь, буквально разрывают все на своем пути. Желая приподняться и оглядеться, попытался напрячь затекшее тело, но из этого ничего не получилось. Прошло несколько мучительных минут, прежде чем, наконец, сумел понять, движения невозможны лишь потому, что он крепко связан. Шершавый язык невероятно распух, противно царапая сухое небо и вызывая дурманящий приступ тошноты. Как не пытался припомнить был не в силах понять, как он здесь оказался и где все остальные. Находясь в кромешной темноте, не слыша ни каких посторонних звуков, Седрик чисто интуитивно почувствовал, что находится здесь не один. С усилием, слегка повернул голову в сторону, ощутив щекой ледяной каменный пол, и испытал при этом неожиданное облегчение, от холода голова понемногу прояснилась. Время тянулось бесконечно медленно, наконец, где-то вдалеке услышал гул приближающихся шагов, дверь с жутким скрежетом распахнулась, и на пороге появилось несколько человек, каждый из которых держал по факелу. Комната в миг наполнилась светом, больно резанув по привыкшим к темноте глазам, он непроизвольно зажмурилися.
