— Левее, Жоян, левее, сынок!..
Из дубравы доносится песня жаворонка.
Парит… Земля будто дымится. Шея Думана покрывается горячим потом: ярмо больно жжёт загривок. А сзади доносится уже раздражённый голос хозяина:
— Шевелись, Думан, шевелись…
Волы, однако, идут всё так же размеренно, как всегда, не быстрее и не медленнее. Они давно привыкли к нетерпеливым, сердитым окрикам хозяина и потому шагают всё так же спокойно и равномерно, как мудрецы. В их кротких глазах отражается чёрный лик земли, взрыхлённый плугом.
Солнце палит немилосердно, жара становится невыносимой. Думан чувствует дрожь в ногах, в особенности в передней левой, в копыто которой недавно впился гвоздь. Хочется пить. Но суровый голос крестьянина не даёт им остановиться — всё подгоняет и подгоняет. Вол знает, что сейчас последует. И действительно, вскоре палка с размаху опускается ему на спину, оставляя след на взмокшей коже. А хозяин кричит в сердцах:
— Шевелись, бездельник, чтоб тебя волки сожрали!
Заблудившаяся пчела досаждает пахарю, и он яростно отмахивается от неё рукой. Один скворец оторвался от стаи и опустился на спину Жояна, который снисходительно носит его на себе, как доброго друга. Перед волами с важной медлительностью вышагивает аист. Он рассматривает землю то одним, то другим глазом и изредка вонзает в неё острый клюв.
— Но! Нооо!.. Стой!..
Солнце взобралось на самую вершину небосвода и палит ещё яростнее. Земля раскалилась, словно её полили крутым кипятком.
Волы тяжело дышат. Хотя ярмо уже снято, они всё ещё чувствуют ожог железного ошейника. Хозяин бросает им охапку кукурузных стеблей, но они слишком устали и, словно нехотя, пощипывают лист-другой. Крохотный мальчишка принёс отцу поесть: немного мамалыги и несколько луковиц. Но тому не до еды, ему нужен отдых и только отдых. Он валится на землю, комкает мешок и подсовывает себе под голову.
Волам тоже неохота есть. Малыш подтаскивает к ним горшок с водой, но до того узкий, что они еле втискивают внутрь морды. Потом оба обессиленно замирают на солнцепёке. В поле они остались одни-одинёшеньки. Скворцы и аист куда-то улетели.
Пахарь спит неподалёку от Думана. Солнечные лучи беспощадно обжигают его залитое потом лицо. Думан смотрит то на хозяина, то на свою тень, которая мягко, как туман, стелется по земле.
Внезапно, словно догадавшись о чём-то, он тяжёлым шагом подходит вплотную к хозяину и становится так, чтобы прикрыть усталого человека своей тенью, как прохладным пологом. Затем он закрывает глаза и снова неподвижно застывает под палящими лучами солнца, слегка согнув правую ногу, готовый снова потащить плуг.
