Кони привыкли друг к другу, подружились, стали неразлучными. Когда молодого выводили осёдланным из конюшни, старик негромко ржал, не находил себе места и беспокойно ходил по двору, пока солдаты не уводили его обратно в конюшню. Там он ничего не ел, всё ждал возвращения товарища. А вечерами он клал голову на шею молодого и дремал.
И вот настал день, когда старику отказали ноги. Глаза его внезапно затуманились, колени дрогнули, и тщетно он пытался опереться на друга. Свет в окошке стал для него медленно меркнуть, ноги больше не держали, он почувствовал, что скользит куда-то вниз. Какой-то миг он ещё удерживался на передних ногах, затем и они подогнулись, и старый конь рухнул на бок… А молодой скакун потянулся мордой к замирающему телу, несколько секунд постоял неподвижно, не сводя с него глаз, вздрогнул, повернул голову к двери и пронзительно, жалобно заржал…
Ещё темно. Земля покрыта росой, а борозды, проведённые накануне лемехом плуга, ещё благоухают свежестью. Быстро пролетает дикая утка, суматошно крякая, будто вспугнутая выстрелом. Крестьянин, заночевавший в поле, всё ещё спит на груде кукурузных стеблей, свернувшись калачиком под старыми мешками. Чуть подальше застыли в неподвижности его волы, Думан и Жоян, в покорном ожидании привычного ярма. Рассвет уже занимается, и в далёкой деревне перекликаются первые петухи. Тьма рассеивается, и вот уже можно разглядеть село, лес, который словно взбирается на обрывистый склон, а ещё дальше — холмы, кажущиеся ступенями огромной лестницы.
Не успел утренний свет залить всё вокруг, как пахарь проснулся. Заботы, которые не дают ему покоя ни днём ни ночью, быстро подняли его на ноги. Он отбрасывает в сторону мешковину, вскакивает, проводит левой рукой по глазам, а правой растирает затёкшую поясницу. Потом подходит к волам и надевает на них ярмо. Худые — все рёбра наперечёт — волы встряхиваются, чтобы ярмо поудобнее легло им на загривок, и принимаются за работу. Их ноги с силой вонзаются в почву. Позади себя они слышат шуршание плуга, разрезающего землю, будто хлебный мякиш, и ласковые понукания крестьянина.
— Правее, Думан, держи правее, сынок!..
Волы слушают хозяина, как дети, и вскоре чёрная лента борозды пересекает всё поле, словно разматывается какая-то огромная катушка.
День вступает в свои права, но тишину и покой вокруг нарушает лишь опустившаяся вблизи стая скворцов. Солнечные лучи рассыпают золотистую пыль. Пахарь нажимает на рукоятки плуга, и волы чувствуют, что сил у него поубавилось.
