Воскресенья всегда разные | страница 12
— Как глупо! Если дома, так пусть называются домами.
— Ты уж прости их. В следующий раз они исправятся.
— В следующий раз… Только и слышу про следующий раз! Скажи лучше, в горах водятся волки?
— Осталось несколько штук.
— Злые?
— Не то чтобы очень. Но если проголодаются, так лучше с ними не разговаривать, даже по телефону.
Дверь купе неожиданно открывается, и женский голос спрашивает:
— Что вы там делаете, дорогие товарищи? Ссоритесь?
— Разумеется, — отвечает высокий.
Низенький молчит. Он следит за пролетающими мимо столбами. Потеха с ними… Когда он их считает, то после третьего всегда следует пятый, а после восьмого — двести семьдесят шестой. Только когда за дело берётся папа, счёт выходит точный. Но это неважно. Двое мужчин стоят рядом, и им хорошо. Поезд мчится к горам. Скоро они туда приедут.
Ионел Теодоряну
ПЕРВОЕ МАРТА
— Вставайте, сони, весна пришла! — будит их голос мамы.
В печи уютно потрескивает огонь.
Мама склоняется над кроватями детей. От неё пахнет утренней свежестью, словно окно распахнули; верно, она только что со двора — кормила крошками воробьёв.
— Скорее, вас ждёт весна.
Дети моргают, зевают, потягиваются. Они ещё не проснулись. Но весть, которую принесла мама, наполняет их ликованием. Они вскакивают с постелей, набрасывают толстые пикейные халаты, суют ноги в тапочки, потом снова по очереди зевают и потягиваются, откинув назад головы, и кажется, будто сон у них за спиной, точно капюшон, который едва успели откинуть.
Мама ведёт их в столовую, где на столе уже поёт самовар. Она смотрит на детей, улыбается и прячет за спиной руки.
— А теперь будем тянуть на счастье.
Что же это прячет мама?
Дети смотрят друг на друга. Они знают: сегодня не день рождения, не рождество, не Новый год — эти праздники уже давно позади и их придётся ждать ещё долго-долго. Так что же? Со двора доносится воробьиный гвалт. Воробышки сгрудились на карнизе и галдят, как младшие классы на перемене.
Дети вопросительно смотрят на мать. Та в ответ хитро улыбается.
Потом она спрашивает:
— Кому мизинец левой руки?
— Мне, — отвечает младший, протягивая руку.
Левая мамина рука медленно высовывается из-за спины. На её мизинце на красно-белом шнурке покачивается марцишор.
— Марцишор! Марцишор! — распевает младший, прыгая на одной ножке.
— Это свинка, — говорит мама.
— Она серебряная?
— Конечно, серебряная. Ну, а теперь, кому правый мизинец?
— Мне! — кричит средний.
И получает уточку, тоже серебряную. А старшему достаётся лягушка.