Глаза у всех троих светятся счастьем. Ещё бы! Шнурок сплетён из белой и красной шёлковых нитей, на концах — пушистые кисточки, белая и красная. А свинка, лягушка и уточка такие маленькие! Мама отдала им коробочки из-под марцишоров. Теперь у каждого зверя свой домик из глянцевого картона с подстилкой из цветной ваты.
Мама надела им марцишоры на шею, и весёлая процессия вошла в столовую, где их ожидал самовар, горячее молоко и рогалики с маслом и мёдом.
Дети жуют рогалики, запивают сладким чаем, но глаза их то и дело устремляются вниз, на марцишоры.
— Ты — свинка, я — утка, а мама — лягушка, — говорит старший.
— И все мы серебряные!
— Мама, а зачем дарят марцишоры?
— Так уж у нас повелось отмечать приход весны.
— Значит, сегодня пришла весна?
— Конечно, ведь сегодня первое марта.
— И зимы больше нет?
Мама кивает головой:
— Зима кончилась.
— Ура! — кричат дети.
Сегодня они умылись и оделись гораздо быстрее, чем обычно. Ведь на дворе их ждёт весна. Долой шубы и валенки, долой рукавицы. Да здравствуют свинка, лягушка и уточка!
Дети готовы уже бежать во двор, но голос матери настигает их у дверей:
— А шубы?!
— Ведь весна, мамочка!
Но мама решительно преграждает им путь:
— А ну-ка, быстро! Надевайте шубы, шапки, валенки и рукавицы!
— Но ведь…
— Поглядите-ка на улицу!
Мамин палец указывает на окно. Дети по очереди прижимаются носами к запотевшему стеклу.
Большой сугроб так никуда и не ушёл со двора. Он стоит, как стоял всю зиму, — так стоят волы, которые привозят из деревни дрова и кукурузу: «Но! Трогай!»
— Мама, но ведь ты же сама сказала, что пришла весна!
— Да, по календарю, но на дворе пока ещё зима.
Губы у ребят надуваются, ноги тяжелеют, они мрачно переглядываются и прячут свои марцишоры.
— Что вы? Может, раздумали идти гулять?
Раздумали.
Ребята сидят на ковре, спиною к окнам, и смотрят на огонь.
Календарь на стене показывает: первое марта. Что ж ты обманываешь?
Мама не видит, как лист календаря летит в печь и наказан золотыми саблями пламени.
Тител Константинеску
ЕГО ДРУЗЬЯ
Стояло тёплое лето. Маленький мальчик часами играл один на завалинке, а взрослые занимались своими делами. У малыша бывало немало забот и огорчений: то он упадёт и ушибётся, то его больно клюнет сердитая наседка. Тогда мальчик горько плакал. И мама, бросив все дела, бегом бежала к нему.
А иногда соседи помогали ей утешать малыша.
Но с некоторых пор мальчик почти совсем перестал плакать. А почему? Этого никто не знал. Больше того, он не только редко плакал, но частенько сидел один и смеялся.
