Все это суждение необычно и парадоксально. Беспощадно могли говорить об адвокатуре Толстой или Наполеон (только в этом эти два человека и сходились). Я не помню, однако, чтобы подобные суждения когда-либо высказывал знаменитый адвокат. Эти слова В.А. в свое время вызвали раздражение у товарищей по профессии: О.О. Грузенберг гневно высказался о них в печати. Конечно, и об адвокатуре тоже можно судить «двояко». Но трудно понять, как В.А. Маклаков мог стать адвокатом с такими чувствами и мыслями. Правда, стал он им не сразу: сначала три года проходил в университете курс по естественному факультету, затем окончил по историко-филологическому и лишь позднее экстерном выдержал экзамен но юридическому.
Конечно, он не мог не сделать блистательной карьеры, хотя конкуренция была очень сильной: в Петербурге, в Москве, даже в провинциальных городах России было немало прекрасных адвокатов. «Криминалист - это тот, кто не знает гражданского права», - такое слово приписывают Пассоверу. По полной своей некомпетентности, не могу судить, но я слышал, что В.А. Маклаков знал и гражданское право. Говорил это знаменитый «цивилист», который, по слухам, знал на память все сенатские решения (с пользой проведенная человеческая жизнь). Маклаков еще до Думы считался одним из лучших ораторов России, впоследствии он стал самым лучшим.
Я несколько раз слышал его в судебных процессах, - по случайности, лишь в таких, в которых он, вопреки Зигфриду и самому себе, мог говорить одну чистейшую правду. Какие «две стороны» могли быть, например, в московском процессе толстовцев или в деле Бейлиса? Конечно, как все адвокаты, В.А. выступал и в делах другого рода. Интересно было бы узнать, как в подобных случаях справлялся со своей задачей этот столь правдивый человек. По той же причине (далеко не все я слышал и в Государственной Думе) мне нелегко было бы определить особенности его красноречия.
Форма? Есть правила, есть даже руководства. Сначала в важном месте речи идет «жест», привлекающий внимание слушателей: за ними следует «интонация» - сейчас скажу нечто чрезвычайно важное; затем бросается «мысль», и все завершается вторым, победоносным жестом. Я часто это наблюдал у знаменитых ораторов, и обычно это бывало ни к чему. Тут самый лучший адвокат или политический деятель все равно очень высоко подняться и не может. Жорес жестикулировал всегда одинаково и нисколько не красиво: поднимал обе руки и одновременно с силой их опускал. Голос у него был превосходный, но большого разнообразия в интонациях не было. Я видел Люсьена Гитри в пьесе «Трибун» (говорили, что в ней именно Жорес и изображен). В одной из сцен пьесы трибун репетирует речь. Гитри произносил только две фразы, -ни Жорес, ни другой оратор никогда т а к их произнести все равно не могли бы. Помню, на каком-то московском обеде заставили говорить Качалова. То, что он сказал, было совершенно не интересно: общие места из передовых газет с цитатой из «Анатэмы» «под занавес». Но он так это сказал, что все судебные и политические ораторы России могли бы удавиться от зависти, даже Карабчевский, вероятно, лучший из всех в смысле «жеста» и внешности.
