этой невинной человеческой трагикомедии почти не было. Все произошло слишком быстро, положение было очень неопределенное (возможность виселицы никак не исключалась), и вдобавок люди, ставшие министрами, действительно, стояли в моральном отношении высоко. Несколько позднее за должности, как и за места в кандидатских списках на выборах в Учредительное Собрание, началась глухая, напряженная но форме тоже самоотверженная борьба. Отрицать это было бы столь же странно, как осуждать: так было всегда и везде. Разумеется, Маклаков, с его именем, популярностью, умом и талантами,
мог бы стать министром. Вдобавок, он был тогда с Г.Е. Львовым в лучших отношениях, чем в следующие годы. Думаю, что он все-таки обязан был войти в правительство. Если он лого не сделал, то, вероятно, только вследствие отвращения, которое ему внушала революция, всякая революция.
Здесь, конечно, не место говорить о февральской революции вообще. «Дело победителей было угодно богам, но дело побежденных - Катону». Мы здесь и «побежденные», мы и «Катоны». По замыслу, эта революция должна была стать торжеством «спинозизма», в условном смысле этого понятия. Так ее понимали, например, такие люди, как покойные Н.B. Чайковский или И.И. Фондаминский. Победа над Германией ожидалась скоро, должен был последовать мир без аннексий и контрибуций, и «разум» надолго, навсегда восторжествовал бы над «саблей» и во внешней, и во внутренней политике. Основным идеям Февраля не мог не сочувствовать и В.А. Маклаков. К власти пришли очень честные люди. За исключением Парижской Коммуны, во всех западных революциях делались и дела денежные, иногда на верхах, иногда очень темные. В нашей Февральской революции их не было и следа. Это относится ко всем партиям. Корнилов и Деникин были такие же бескорыстнейшие люди, как кн. Львов, Милюков или Керенский. Как «человеческий материал», русские политические деятели 1917 года были едва ли ниже деятелей французской революции (выделим в особый разряд Мирабо). Из «гигантов Конвента» (в очень общем, собирательном смысле слова) большинство тех, что на эшафот не попали, закончили дни князьями, герцогами, миллионерами. Наполеон, довольно благодушно презиравший людей, с особенным удовольствием жаловал титулы бывшим террористам и при этом через тайную полицию наводил справки, - сколько денег они нажили: у Фуше есть пятнадцать миллионов, ну, вот, значит новый герцог Отрантский позаботился о себе, даром времени не терял и оправдал свои революционные идеалы. У нас не было ничего похожего. Русская революция, правда, сложилась так, что людям 1917 года никто титулов не предлагал и предлагать не мог, но пристроиться при новом строе, сделать хорошую карьеру мог собственно каждый. К большевикам пошла мелкая сошка. Из главных же не перебежал никто). От своих идей кое-кто кое в чем много позднее отступил, но основным мыслям почти все остались верны. Так называемый «суд истории» должен будет это зачесть.
