Уходящая Москва | страница 4



От палаток с медом слабо, слабо пахнет медом.

Соты, великолепно налитые патокой.

Горы постного сахара, чернослива, халвы, – и чудится приближение санитарного надзора, который через год, через два совсем выгонит «старую Москву»:

– Со всей ее грязью.

В чем не изменился вкус Москвы, – это клюква. Уж к трем часам валяются десятки порожних, покрытых розовыми пятнами бочек из-под клюквы.

А во всем остальном «наше время» задавило «старую Москву». «Американские» распродажи:

– Каждая вещь пять копеек. Палатки с надписью:

– Меньше пользы, больше торговли – наша специальная цель. Бесконечные палатки с вафлями.

И в Чистый понедельник!

– Вафли со сбитыми сливками.

Москва, которая не ест толокна на первой неделе и ест вафли со сливками в Чистый понедельник!

Новая Москва и этот «майстровой человек», который лакомится вафлями на грибном рынке, ждут своего бытописателя.

Все изменилось: и сущность, и форма.

Пойдите как-нибудь к Сухаревке.

Как вы думаете, какой теперь самый излюбленный инструмент у московского мастерового?

Мандолина!

Лакомство, заменившее мороженые «яблоки-рязань»?

Бананы.

– Он ел банан и играл на мандолине.

Кто подумает, что это не итальянский лаццарони, а московский «майстровой человек».

И вместо старых «гречневиков с конопляным маслом»:

– Вафли со сбитыми сливками. Что-то новое идет.

Но поздно. Печально зазвонили:

– Кефимонам.

Как века и века тому назад.

Печальный звон колоколов и карнавальный шум, смех, дуденье в пищалки, настоящее вербное гулянье на грибном рынке. Разные века смешались, спорят в этих звуках. И под этот диссонанс уходит, уходит «старая Москва».


Впервые опубликовано: «Русское слово». 1914. 19 февраля.