Уходящая Москва | страница 4
От палаток с медом слабо, слабо пахнет медом.
Соты, великолепно налитые патокой.
Горы постного сахара, чернослива, халвы, – и чудится приближение санитарного надзора, который через год, через два совсем выгонит «старую Москву»:
– Со всей ее грязью.
В чем не изменился вкус Москвы, – это клюква. Уж к трем часам валяются десятки порожних, покрытых розовыми пятнами бочек из-под клюквы.
А во всем остальном «наше время» задавило «старую Москву». «Американские» распродажи:
– Каждая вещь пять копеек. Палатки с надписью:
– Меньше пользы, больше торговли – наша специальная цель. Бесконечные палатки с вафлями.
И в Чистый понедельник!
– Вафли со сбитыми сливками.
Москва, которая не ест толокна на первой неделе и ест вафли со сливками в Чистый понедельник!
Новая Москва и этот «майстровой человек», который лакомится вафлями на грибном рынке, ждут своего бытописателя.
Все изменилось: и сущность, и форма.
Пойдите как-нибудь к Сухаревке.
Как вы думаете, какой теперь самый излюбленный инструмент у московского мастерового?
Мандолина!
Лакомство, заменившее мороженые «яблоки-рязань»?
Бананы.
– Он ел банан и играл на мандолине.
Кто подумает, что это не итальянский лаццарони, а московский «майстровой человек».
И вместо старых «гречневиков с конопляным маслом»:
– Вафли со сбитыми сливками. Что-то новое идет.
Но поздно. Печально зазвонили:
– Кефимонам.
Как века и века тому назад.
Печальный звон колоколов и карнавальный шум, смех, дуденье в пищалки, настоящее вербное гулянье на грибном рынке. Разные века смешались, спорят в этих звуках. И под этот диссонанс уходит, уходит «старая Москва».
Впервые опубликовано: «Русское слово». 1914. 19 февраля.