Уходящая Москва - Влас Михайлович Дорошевич

Два московских дня.

Прощеное воскресенье и Чистый понедельник.

Прощеное воскресенье.

Рогожская.

Улица, которая носит название:

– Хива. Попахивает Азией.

По тротуарам стеной обыватели.

По улице катанье.

Остаток:

– Старой Москвы.

Когда-то эти катанья были пышны. Катались:

– Которые по купечеству. Главным образом молодожены. Повенчанные в мясоед. Лошади были разубраны. Сани покрыты коврами. Молодой сидел, несмотря на мороз:

– Обязательно расстегнувшись. Чтобы было видно цепочку:

– Пушенную по жилету.

И беспрестанно поглядывал на часы:

– Чтобы показать.

Молодая беспрестанно отрицательно покачивала головкой.

– Нельзя! Серьги! Надо заставить играть:

– Серьги с подвесками.

Словно он куда-то адски торопился.

А она, что бы ей ни говорили, на все отвечала:

– Нет.

Выходило глупо.

Но для «роговских»:

– Весьма великолепно.

«Роговские» обыватели знали всех своих «роговских». И обсуждали:

– Шапка на ём!

Предмет гордости всякого молодого.

– Бобер!

– Женина отца подарок.

Молодая ехала в черно-бурой лисе или соболях.

– Бабушкины еще соболи-то!

– Известные!

И на ней шуба была тоже:

– Обязательно расстегнута. Чтобы:

– Брошки было видать.

И непременно оба без перчаток. Чтобы видно было:

– Перстни.

Купечество обывателю показывало:

– Сколько у нас деньжищ! И обыватель любовался:

– Видимо-невидимо! Купцы говорили обывателю:

– Глядите, сколько мы с вас наживаем!

И обыватели любовным взглядом отвечали:

– Молодцы! Теперь не то.

«Старая Москва» уходит.

Еще за несколько улиц, подъезжая к Хиве, вы видите, как:

– Валит народ на катанье.

На углах стоят извозчики с лошадьми:

– Убранными цветами.

С полдюжины красных, зеленых, желтых, синих бумажных розанов, разбросанных по лошади.

Под дугой, на сбруе, в гриве… на хвосте.

Обдерганный хвост извозчичьей клячи со вплетенным красным розаном!

Что может быть великолепнее!

Толпа «роговских обывателей» на тротуарах. Но «катаются» только извозчики. Изредка мелькнет:

– Собственный выезд. «Сама» поехала:

– Покатать детей.

И «сама»-то, закутанная в боа, скорее:

– Английская леди.

И «англизированные» дети.

Другой век ездит рядом с ней на убранных бумажными розами лошаденках.

Другой век с любопытством смотрит на нее с тротуаров.

Глазами московской «роговской» толпы.

А над всем этим в морозном воздухе «музыка музык», – звон, густой. могучий, бархатный, красавец-звон жертвованных тысячепудовых московских колоколов.

Звонят:

– К вечерням. Другой век!

«Едва ли сыщется столица, как Москва». Здесь сразу живешь в нескольких веках. Чистый понедельник. Москва-река. Грибной рынок. Это было, наверное, и при Грозном.