И Мунэ-Сюлли[6] начал мне читать своим гармоническим голосом начало известной поэмы Мюссе[7]
«La nuit d'ete,» —
«Poète, prends ton luth»
[8]…
Я стоял и слушал, очарованный.
Но он вдруг прервал монолог и сказал:
– А теперь послушайте, что из этого выйдет, если читать это просто, «реально», как вы это называете.
И он прочел те же стихи.
– Видите, какая разница!
– Смотря на вас в ваших créations[9], cher maître, я всегда удивлялся красоте и пластичности вашего жеста, каждого телодвижения. Скажите, вы помните какие телодвижения вам нужно сделать при известных фразах?
– Помнить! Зачем же?! Они являются естественно, без принуждения!
– Но ведь, изображая, например, Отелло или Эрнани, вы все же остаетесь самим собою?
– Нет, тысячу раз нет! Я перерождаюсь, и в Эрнани сердце мое бьется иначе, чем в Отелло, мысль работает иначе, – я вхожу целиком в изображаемую эпоху. Задача истинного артиста не воспроизведение (reproduction), a воплощение (incarnation).
– И вы не думаете о том, что вот, при каких словах, вам надо подымать руку так или иначе?
– Нет, потому что я думал над этим тридцать лет, все время моей артистической жизни.
– Вы только что упомянули, что вы тридцать лет работали над созданием тех ролей, которые вы теперь так мастерски воплощаете. Но ведь, кроме работы, вам много помог также и ваш артистический талант, не правда ли?
– Не спорю, но одного этого качества еще мало, и вот почему многие таланты, рассчитывая исключительно на свои способности, забывают о работе, вследствие чего глохнут и ничего не достигают. Для разрешения задач искусства необходимо и то и другое. Нужен талант, нужны способности, но нужна и работа.
Что первые сами по себе? Потенциальная сила, лежащая, как клад, глубоко зарытою в душе каждого истинного артиста, до тех пор, пока ее не извлекут на свет Божий, где она начинает блестеть. Но для того, чтобы извлечь ее оттуда целиком, нужна усидчивая и терпеливая работа…
– Так что теперь вы совершенно сжились с изображаемыми вами типами?
– Mais absolument![10] Прежде, чем выйти Эдипом или в иной роли моего репертуара, я ознакомляюсь с языком автора, выискиваю главные, так сказать, основные моменты роли. Затем я изучаю эпоху изображаемого героя, хожу по музеям, картинным галереям до тех пор, пока личность героя, которого мне предстоит изобразить, не стоит целиком пред моими глазами во всех подробностях, начиная от физиономии до мельчайших подробностей костюма. Когда я этого достиг, тогда я могу сказать, что сроднился настолько с личностью героя, что чувствую его чувствами и мыслю его мыслями. Он – это я, и я – это он. Я вполне овладел им, я не играю, а живу на сцене.
