В отблесках большой холодной луны болото блестело зловещим отблеском огня, то там, то здесь торчали одиноко стоящие древесные пни, густо поросшие лебедой и чертополохом. Над этими пнями роились полчища комаров да мошек. Вдруг, одиноко стоящий пень, изъеденный короедом и шашелем, отворил свои очища, которые тут же вспыхнули зеленым фосфорическим свечением, и узрев добычу радостно оскалил зубки.
- Это ж надо такое увидеть,- думал Феникс, рассматривая древесное чудовище,- со стороны посмотреть – пень – пнем, а на самом деле - хищник.
Если смотреть на него сверху вниз, а он смотрел на это древесное пресмыкающееся именно оттуда, то он ему представился вилкой или циркулем на двух длинных и тонких ногах. Походка его была медлительной, ползущей, а если пень начинал спешить, то казалось, что он притопывает ножками, радостно выбивая баклуши. С такого далекого расстояния рассмотреть сколько в его трухлявом рту не доставало зубов, не представлялось возможности. Но шея у него была длинная, как у страуса, а кадык выдавался так, точно готов был броситься на еду и порвать ее в клочья. Щеки пня были украшены редкой болотной растительностью, борода и усы длинными, оттопыренными в разные стороны, наверное, от страха перед находившимся по соседству зубастым ртом, который все время грозился съесть их от великого голода. Его руки-крюки, обтянутые дряблой лягушечьей кожей, болтались, как высохшие коряги. Вытягивая паучьи ноги-корни, пенек брел болотом, шаг за шагом приближаясь в бабке, которая безуспешно пыталась выбраться на поросшую мхом кочку.
Поросший поганками нос пенька, постоянно принюхивался, а рот скалив острые зубы, хихикал и бормотал, гортанно умирающим голосом:
- Попалась-таки, птичка, ха, ха, ха.
- Ты что, трухлявая колода,- причитала старуха,- совсем ополоумел,- это же я, Яга.
Да только пень будто и не слышал, безостановочно подбирался к старухе, приговаривая:
- Переходит, переходит, мое!
И тут бабка возопила, не своим голосом:
- Я тебя перейду, поганка тебе в глотку. Метла, Метла, выручай.
- А как же эти,- трещала Метла, вытянув шею.
- Спасай скорее,- кричала бабка, ибо пень уже тянул к ней свои руки - крюки.
- Нок, Нок, опомнись, что ты делаешь, глухой лешак,- кричала она пню,- это же я, твоя Ягуся.
А тому хоть бы хны, тянет к бабке руки-крюки, приговаривая:
- Переходит, переходит, мое!
Метла, послушная зову хозяйки, мигом спланировала вниз, раззявив зубастый клюв пыталась клюнуть трухлявый пень.
