Цепь доказательств о желании Александра I отречься при жизни (такое выражение не раз повторяется «Восшествием») заканчивается доказательствами, связанными с последними, роковыми датами:
«Весной 1825 года приехал в Петербург принц Оранский. Государь поверил и ему свое желание сойти с престола. Принц ужаснулся. В порыве пламенного сердца он старался доказать на словах, потом даже письменно, как пагубно было бы для России осуществление такого намерения. Александр выслушал все возражения и остался непреклонен…»
После этих слов в «Восшествии» многозначительное многоточие. С таким непреклонным намерением, думая только об отречении, а не о судьбе империи, 1 сентября 1825 года Александр прямо из Невской лавры и предпринял свое последнее путешествие в Таганрог.
Да последнее ли, невольно рождается у читателя вопрос? Да не отрекся ли он действительно при жизни, и не наступило ли в 1825 году это «лет через десять», срок его клятвы, данной еще в 1796 году?
Может быть, Александр сошел с престола живым, и Николай принял империю от живого брата и от живого императора? Читателя не покидает впечатление, что истина не высказана, а только полувысказана, что по каким-то немногим причинам истина об отречении живого императора могла быть заменена версией об его, так сказать, законной кончине и о принятии престола по его законному завещательному акту.
Странен этот секретный завещательный манифест Александра I, передающий права на престол брату Николаю. Манифест, рассказывает «Восшествие», «был составлен в непроницаемой тайне» в 1823 году. «Единственными ее хранителями Александр избрал графа Аракчеева, князя Голицына и московского митрополита Филарета». Почему-то никто из членов императорской семьи не был даже извещен об акте, указывающем быть наследником «второму брату нашему, великому князю Николаю Павловичу».
Но на конверте манифеста, если он действительно существовал в 1823 году, Александром было надписано: «Хранить в Успенском соборе с государственными актами до востребования моего, а в случае моей кончины открыть московскому епархиальному архиерею и московскому генерал-губернатору в Успенском соборе прежде всякого другого действия».
Мы не можем сомневаться, что секретный манифест, составленный митрополитом Филаретом, был действительно подписан Александром в 1823 году, но на многие сомнения наводят слова автора «Восшествия», что «истинный ключ к событиям исчез вместе с деятелями».
В Варшаве во второй половине ноября 1825 года, рассказывает «Восшествие», «приближенные начали замечать, что цесаревич Константин не в обыкновенном расположении духа и чрезвычайно мрачен».
