– Полковник… – по инерции позволил себе поправить командующего полковник Гайдуков, еще не поняв, что тучи сгустились над его головой.
– Подполковник! – голос командующего лязгнул, как жернова мельницы, стирая любые
противоречия, и с желчью продолжил, – или вы думаете, я не умею считать звезды на
погонах? – И, повернувшись к Штурмину, сменил гнев на милость. – Докладывайте, подполковник…
Между небом и землей
Солнце лилось сквозь цветные витражи узких арочных окон, распадаясь разноцветной
мозаикой по каменному полу, отшлифованному за многие годы ногами не одной тысячи
прихожан, рисуя на стенах причудливые узоры разнообразных оттенков. Солнечный
зайчик задорно плясал под сводами храма, словно поддразнивая недвижимую фигуру, распятую на деревянном кресте, которая взирала на происходящее со скорбью и
укоризной, застывшей в искусно вырезанных неизвестным мастером глазах.
Пахло чистотой и свежестью, а еще к этим запахам примешивался аромат миры и воска, свечи чуть потрескивали и плакали, разогретые горячим пламенем. Высокий священник
проходил меж рядами деревянных скамей, сколоченных из толстых грубых досок,
потемневших от времени, любовно протирая их мягкой ветошью. Спина его сгорбилась, голова уныло повисла, а лицо приобрело землисто-серый оттенок – следствие
беспрестанных страданий и накопившейся усталости. В последние дни он всегда был
один. Один следил за порядком, один вел службу, один обращался к Всевышнему.
Не оставив ни пылинки на последней скамье, он повернулся к алтарю и страдальчески
упал на колени перед распятьем, склонив голову в смиренном поклоне, челом ощутив
холод каменных плит, которыми был устлан весь пол.
– Отче наш…
Вера не покидала его никогда, даже в самые трудные минуты жизни согревала его
изнутри, давала силы и дарила надежду на будущее. Все, что ниспослано свыше, есть
испытание духа и тела, только пройдя через тернии, человек способен переродиться, искупив первородный грех. Но сейчас он был на грани, ему катастрофически не доставало
уверенности, не хватало поддержки в эти решающие дни, когда смерть ходила рядом, касалась его своей холодной рукой. Ему еще неведомо было, как она выглядит, но ее
незримое присутствие всегда чувствовалось поблизости. Образ безносой старухи с косой
прочно засел у него в мозгу.
– Отче наш…
Он терял веру, ощущал, как она растворяется в бытии, уходит, словно песок сквозь
пальцы. Для него, служителя Господа, это было даже хуже, чем смерть. Умирало не тело, умирала его душа. Ведь всю сознательную жизнь с самого далекого детства он веровал, не
