мотальщицы, маляры-штукатуры. Это всё были сотрудницы органов. При этом
учти, не всякие разные, а обязательно с шармом, интеллектом,
сексапильностью…
– И задастостью, – добавил Сафронов.
– Да, и задастостью, – вздохнув, согласился Рауль.
– Ну, это кому что нравится, – с некоторым скептицизмом в голосе сказал
Энкер.
– Что это за армия Андерса, которую проститутками снабжали? –
спросил я.
– Это сейчас не то что тайна, а вроде нехорошего воспоминания, –
разливая вино по бокалам, сказал Мир-Хайдаров. – Армию, во главе которой
поставили Владислава Андерса, сформировали у нас в Союзе в 1941 году
из польских военнопленных, немножко добавив своих поляков, западных
украинцев и евреев. Согласовали это с польским правительством, сбежавшим
в Лондон, надеясь, что армия начнёт воевать на Восточном фронте. Но поляки,
как известно, больше гусары, чем бойцы, и потом к Советскому Союзу они
относились почти так же, как и к гитлеровской Германии.
– Ты прямо, как Осип Эмильевич рассуждаешь, – сказал Энкер.
– Какой Осип Эмильевич? – насторожился Рауль.
– Мандельштам. Он прямо говорил: «Воевать поляки не умеют. Но
бунтовать!»
– А-а, – улыбнулся Рауль. – В какой-то степени да, тем более что
подобное сравнение льстит и за это предлагается поднять бокалы.
Мы чокнулись и с удовольствием выпили.
– Ну а во время Первой мировой войны в этом самом «Национале»,
который, зачем то сменил имя на «Шарк», – продолжил Рауль, жили пленные
австрийские офицеры, так что размещение в нём поляков не является чем-то
необычным.
– Наверное, потому, что отсюда уходишь шаркающей походкой, –
предположил Энкер.
– А вот поляки, они никого не любят, – вздохнув, неожиданно сказал
Сафронов.
– А то мы любим? – придвигая к себе блюдо с виноградом, возразил
Энкер.
– «Мы» – это кто? – как-то нехорошо хмыкнул Сафронов.
– Подождите, давайте про армию, – перебил я их.
– Формировал польскую армию едва ли не сам товарищ Берия, –
продолжил Рауль. – Происходило это в Саратовской и Оренбургской областях.
Туда из тюрем и лагерей отправили несколько десятков тысяч поляков. Потом
их перебросили, чтобы откормились и чтобы окрепли, в Среднюю Азию, а штаб
разместили прямо под Ташкентом – в Янгиюле, в котором примерно в то же
время жил Иосиф Кобзон. Представляете?
– А он что там делал? – недоверчиво спросил Сафронов.
– Он эвакуировался туда вместе с матерью, сестрой, братом, бабушкой с
Украины. Неужели не знаете?
– Знаем, – успокоил я Рауля. – Кобзон по радио сам об этом рассказывал.
