Но удержать судно на одном курсе таким примитивным способом было не просто.
— Правый борт, навались! Левый борт, навались! — почти без пауз следовали команды.
Моряков от холодного душа кое-как прикрывали спасательные шлюпки, под которые они жались. А капитан взгромоздился на световой люк машинного отделения, чтобы иметь лучший обзор. Я принес полушубок, прикрыл своего друга-командира со стороны груди. Недолго он прослужил, тот полушубок. Напоенный влагой, отяжелев, упал к ногам капитана. Так и стоял он, мокрый, открытый всем ветрам и брызгам. Железное здоровье военмора Северного флота не дало ему после холодного обливания заболеть. Лишь в старости все это отзовется.
Я предлагал подменить, но Скворцов на меня и не глянул.
— Правые, навались! Левые, навались!..
Те и другие наваливались, старались изо всех сил. «Ясень» слушался руля, пробивая неширокой грудью путь среди волн, через бесконечную их череду. Это длилось и час, и два. Не беспредельными были силы экипажа и его капитана.
— Скоро там? — нетерпеливо хрипел он.
Торопить механиков не требовалось. Они все понимали и старались, как могли. Второй помощник передавал их успокаивающее: скоро, скоро.
Капитан сорвал голос и уже только взмахивал то правой, то левой рукой. Боцман и дрифмастер громко дублировали команды. А люди уже изнемогали. Но пришла пора, и восстановленная шестерня возвратилась на свое место. Стармех Родин сподобился прочно закрепить обломанные зубья при помощи нарезных шпилек-коксов. Это была большая удача. Сам же кудесник о своей работе выразился так:
— Прилепили соплями. Если не будете штурвал с борта на борт гонять, как вчера гоняли, то до Фарер доберемся.
За свою морскую жизнь я узнал многих судовых механиков. В открытом океане, вдали от судоремонтных заводов и мастерских, творили они чудеса. Подчас спасали, казалось, в безвыходном положении. Таков был и наш Петр Федорович. Куда до него хитроумному Левше с его бесполезной изощренностью: ведь подкованная им блоха прыгать не стала, а наш «Ясень» опять готов спорить с волнами.
Перевели управление на главный пост. Измученная команда спустилась вниз. Кок тоже совершил невозможное: вскипятил чай. Я просил капитана пойти отдохнуть, но он только переоделся в сухое и вернулся на мостик. Со мной не разговаривал, да ведь и голоса у него не было.
Грозная ночь миновала, утром яростный, но скоротечный шторм пошел на убыль. Это западных румбов ветры более трех дней не дуют, а юго-восточному и суток хватило. Оставив на вахте третьего помощника, Скворцов решил покинуть мостик. На ходу просипел мне коротко: зайди. В каюте достал из запертого на ключ рундука бутылку водки, плотно закутанную в полотенце. Встряхнул ее, довольный собственной предусмотрительностью: не разбилась (многие в эту ночь лишились своих «новогодних» запасов). Еще выложил круг семипалатинской колбасы, наломал ее кусками — некогда закуской заниматься, спать хочется. Разлил водку по стаканам, прохрипел:
