Таиров открыл коробку с папиросами и протянул разведчику:
— Кури, Ваня. Значит, говоришь, парад? — затянулся папиросным дымом Гаджи. — Вот сукин сын Гитлер! Парад захотел…
Он бегал между окопами и блиндажами, вникая в каждую мелочь.
— Огневики-львы! — кричал Гаджи. — Больше жизни!
Они уже заканчивали маскировку, когда приехал Богданов. Таиров давно не встречался с командиром полка. Бму показалось, что Богданов похудел и еще больше осунулся. Продолговатое лицо командира полка было бледным, глаза ввалились, на висках отчетливо проступала седина.
— Так вы говорите, порядок? — спросил командир полка у Таирова, глядя, как бойцы обшивали стенки орудийного окопа гибкими прутьями.
— Не совсем еще, — доложил Гаджи, — через час полный порядок будет.
— Доводите, — сказал, улыбаясь, Богданов. — А как новый командир взвода?
— Был у нас, — подтвердил лейтенант.
— То-есть как это «был»? — переспросил майор.
— Ранен!
— Ранен? — Улыбка сбежала с лица Богданова. — Когда?
— Сегодня, — ответил Таиров.
— Всего неделю пробыл у вас и уже ранен, — огорченным тоном произнес Богданов. — Плохо. Очень плохо…
— Десять дней, — подтвердил Гаджи. — Огневое дело знал слабо. — Он покачал головой.
— А вы, Таиров, его сразу узнали?
— Кого? — не вонял лейтенант.
— Огневое дело, говорю, вы сразу узнали? Или вас учили этому?
Таиров нахохлился:
— Зачем сразу? Учили, конечно…
— Правильно. Вот и его, новичка, следовало учить…
— Мы учили! — вспыхнул Гаджи. — Зачем не учили? Он пришел — пищал, не командовал. Десять дней был — голос как труба стал…
— Это хорошо, — пряча улыбку, сказал майор. — Командир должен вести себя уверенно, твердо. В этом и голос не последнюю роль, конечно, играет. Но главное для боя, сами понимаете…
— Огневое дело знать! — подсказал Таиров.
— Вот именно, — в тон лейтенанту отозвался Богданов. — Поэтому ноовичка и послали к вам в батарею. Разве Березин вам не говорил об этом?
— Зачем не говорил? Говорил, — возразил лейтенант.
— Но учить громким командам — это еще не все, — заметил командир полка. — Делу следует учить настойчиво, глубоко. Вы занимались с ним лично?
— Обязательно! — подтвердил лейтенант. Его маленькое скуластое лицо покраснело. Черная полоска усов над верхней губой запрыгала. — А почему он стал командовать? Потому что стал понимать огневое дело. А сегодня снаряд разорвался там, — Гаджи показал рукой на открытые погребки, в которых лежали по пять-шесть снарядов. — В этом погребке лежали дополнительные кучки пороха. Порох вспыхнул. Лейтенант побежал, бросил шинель, погасил, но другой снаряд разорвался рядом, осколок ранил… фельдшер ему перевязку сделал, а комиссар на машине отвез в госпиталь.
