— Солдаты будут слушать, если певец будет петь песни, которые им понравятся, и они, не опасаясь, станут говорить о войне в его присутствии. Бродячий певец и калека, наверное, много смогут услышать полезного для Тайного общества. Они могут узнать о чем-нибудь важном. Ты так не думаешь?
Но еще при начале своего рассказа Марко заметил на лице отца то углубленно-задумчивое выражение, которое он так хорошо знал с самого раннего детства. Отец сидел боком к сыну, облокотившись на стол, опустив голову на ладонь. Он не сводил взгляда с потертого ковра под ногами и так и сидел, не переменив положения, до конца рассказа, а потом ответил:
— Нет, я думаю именно так.
Видя серьезное и задумчивое выражение отцовского лица, Марко почувствовал прилив мужества. До сих пор он опасался, что в этой части план Рэта может показаться Лористану чересчур безрассудным и смелым и просто несерьезной мальчишеской выдумкой. Теперь это опасение исчезло. Отец выслушал все не как досужую фантастическую байку, свидетельство только бурной игры воображения. Он слушал так, словно не сомневался в возможности осуществления плана. То, что Марко много путешествовал по странам континентальной Европы, позволяло ему учитывать все возможные осложнения и придавало плану реальность.
— Иногда мы сможем притвориться, что знаем только английский язык, и хотя Рэт не понимает по-самавийски, но я-то понимаю. Я всегда понимал, о чем говорят в любой из этих стран. Я знаю города и многие места там, где мы будем путешествовать. Я знаю, как живут мальчики нашего возраста, и мы не станем делать ничего такого, что может рассердить полицию, настроить против нас население, и вообще — замечать нас. Если нас будут расспрашивать, я сумею заверить, что встретил Рэта случайно и мы решили путешествовать вместе потому, что люди больше подают бродячему певцу, если он странствует на пару с калекой. Я в Риме видел мальчика, который играл на гитаре, и с ним всегда была хромая девочка, и все понимали, почему они просят вдвоем, и подавали щедрее. Он играл, а люди смотрели на девочку и жалели ее и подавали ей лишний сольди. Да ты сам помнишь.
— Да, помню. Ты прав, — ответил Лористан.
Марко наклонился к отцу еще ближе. Он с жаром расписывал воображаемое путешествие и чувствовал все больший прилив решимости и смелости. Ведь если отец слушает со вниманием такой дерзкий план, то, значит, считает его уже как бы за взрослого. Если отец захотел бы пресечь его красноречие, достаточно было даже не слова, а только одного спокойного взгляда, но почему-то он не хотел, чтобы сын замолчал, и это было чудесно. Он желал его выслушать до конца и слушал даже с интересом.
