Решили идти всем скопом на ночную Рождественскую службу через мост в храм Ильи Пророка, потому что туда любила ездить покойная матушка Варвары Никифоровны. Поспешили в прихожую одеваться. Профессор наставлял молодых: «Главное, в темноте не попасть под конягу! Лошадь понимает в сложной ситуации возглас: «Тпру!»
— Ах, друг мой, тут с носками ноги в валенки входят с трудом: ни тпру ни ну! Хоть конягу вызывай! – шутила возбуждённая Варвара Никифоровна. И сразу десять заботливых рук протянулось из полумрака прихожей к её белому катанку.
Назад вернулись только в три часа ночи, довольные, со счастливыми глазами, обметали снег с обуви берёзовыми веничками на крыльце, желая друг другу «спокойной ночки и сладких снов». В прихожей господ встречала Аннушка, только что вернувшаяся из Никольской церкви, она сказала певуче Мушке: «Барынька, я в Вашей спальне на подоконничек положила кусочек яблочка, там всю зимушку живут божьи коровки, мы их подкармливаем!»
— Ой, я что-то такое видела давно во сне! – воскликнула румяная с мороза Мушка.
Маша, не разуваясь, прошла в свою комнату, взяла с подоконника свёрток, вышла на опустевшее крыльцо и спустилась в тихий сад. Из-за крыльца выбежали две чёрные собачонки Шарик и Жучка, зевая и потягиваясь.
— Партизаните? – спросила строго Маша. – И со словами: «Все партизаны должны быть заснеженными, чтобы их не обнаружил противник!» - она дёрнула белую ветку. Собак накрыло снежной лавиной.
— Так, у Шарика лучше получается махать ушами, ему – «пять», Жучке – «три»! – сказала Маша, - А теперь пойдём кормить нашего бедного гипопо – из – лимпопо, ему сегодня задала жара брюшная килиманджара! Нашу ротную запевай! «Шарик Жучку да взял под ручку, и пошли они гулять, да вдоль по улочке, да вдоль по улочке!» Держим шаг! Ровнее! «А им навстречу вышел Бобик, да с ним двенадцать важных псов, да с ним двенадцать важных псов!»
Собаки, наскакивая друг на друга, едва поспевали в узкой снежной траншее за мелькавшими перед ними валенками.
Маша отворила настежь дверь сарая, почти у входа, словно дожидаясь, стояла старая понурая вислозадая лошадёнка каурой масти. Она покосилась большим блестящим глазом на собак и задвигала тёмными влажными ноздрями, вытягивая вперёд мягкие губы.
— На, губошлёпый, - сказала ласково Маша, аккуратно подавая лошади ржаную горбушку и, повернувшись к собакам, добавила: «Так, так, не следите, что там происходит в этих пяти освещённых окнах?! »
