Истории господина Майонезова | страница 32
Все заулыбались, желающих продолжить не нашлось.
— Тогда – в «звучные словечки»! – не унимался Кот, - Начинай, Кро!
— «Взвилина», - отозвался тот.
— Что-то, не припомню такого слова, - заявил Рыжик.
_ Тогда – «вихор», - сказал без энтузиазма Кро.
— «Раджа», - вяло присоединилась Ро.
— «Амстердам», - ещё более вяло сказал Фигурка, добавив, - города – можно, об этом все знают, товарищи.
— «Марципан», - предложил своё любимое «звучное словечко» профессор.
— «Нашатырь», - сказала засыпающая Мушка.
На этом игра и остановилась.
— Снег пошёл, господа! Да какими хлопьями! – воскликнула Варвара Никифоровна, - Я вернулась в моё детство! Меня снова любят и за всё прощают!
— Давайте сочиним песню «Рождественский снегопад», - предложила Маша, - первые четыре строки за господином Пышем, последние три – за господином профессором, и все мы – по строчке!
Пыш встрепенулся и медленно, проговаривая каждый звук, задавая живой ритм для песни, начал:
«На старенькой чернильнице откину колпачок,
На пере от свечки вспыхнет огонёк,
Посмотрю на ёлку да на белый сад,
Опишу рождественский снегопад.»
А следом за ним, один за другим, заговорили остальные по кругу:
«Тройки бубенцами за окном звенят,
Лёгкие снежинки меж ветвей блестят,
Ветви, словно сахар, небо, как смола,
А за снежным садом – храмов купола!
И в морозном небе нежный перезвон:
Дили – дили – дили, дили – дили – дон!
Сто церквей играют, вся Москва звенит,
И над каждой крышей дым столбом стоит!
И над нашим садом дым летит, как тень;»
Профессор, глядя напряжённо в одну точку, закончил песню:
«Словно между яблонь, мечется олень,
Или это ангел украшает сад,
Иль окно завесил нам синий снегопад!»
Паралличини пообещал подумать над музыкой и для этой песни.
— Пойдёмте, послушаем, как вся Москва поёт! – воскликнула Маша и, не одеваясь, выбежала на крыльцо. Остальные – следом за ней.
— На том берегу начали звонить в Зачатьевском монастыре, всё Остожье, Зубово и Чертолье звонит! – сказала радостно Маша, - А вот и наши откликаются: Воскресенская в Монетчиках поёт мелодично, а Троицкая в Вишняках – гулко, басисто, там колокол, аж, 153 пуда! А Спасопреображенская – дробно, часто, мелко!
— О, я знаю эту голосистую церковь! – воскликнула Варвара Никифоровна, кутаясь зябко в кружевную шаль, - Там, недалеко вкусная «Фабрика шоколада, карамели и конфет»!
— А вот, слышите, как ладно звонят в Никитской в Старых Толмачах, а ей отвечает раскатисто Иверская! И в нашей Никольской, за сараем начали звонить, её столько раз перестраивали: то трапезную, то колокольню! Вся Москва поёт! – восторженно говорила Маша.