«Мы умеем дружно сочинять песни, нас пятеро, сейчас мы споём каждый по пять строчек на одинаковую рифму, а Вы придумаете название для нашей песенки! Поехали!»
Кот взглянул на окно, где дымчатая кошка с большим розовым носом вылизывала лапу и «поехал»:
«Сидит кошка на окошке,
А на кошке живут блошки,
А у блошек есть сапожки,
В них те блошки греют ножки
И от кошки прячут ложки!»
У Берёзы глаза блестели, и она очень трогательно, по-детски продолжила, качая в такт пальчиком:
«И серебряные брошки,
И булавки, и застёжки,
И колечки, и серёжки,
И плетёные лукошки,
Тёрки, чайники и плошки!»
Наш шустрый тенор уже, явно, подготовился и бойко подхватил:
«Прилетели к блошкам мошки,
Нарядились, как матрёшки,
Заиграли на гармошке,
Так плясали шейк на кошке,
Что трещали босоножки!»
Фигурка был не в голосе, но в грязь лицом не ударил и свалил в кучу всё, что на ум взбрело:
«Напоследок те дурёшки
На неё смахнули крошки
От коврижки и лепёшки,
И очистки от картошки,
И петрушку из окрошки!»
Я, кажется, на миг замешкался, лихорадочно соображая: «Про благосостояние нации спели, меню обозначили, вечеринку осветили, уж коль пошли такие бесчинства, пора вмешаться властям!». И я торжественно завершил песню, используя для мелких граждан не совсем точное определение из-за дефицита рифм:
«По хвосту, как по дорожке,
Прискакал на поварёшке
Император «мелкой сошки»
И наклеил кошке рожки
Из картоновой обложки!»
Савва смеялся, как дитя, и, закончив трястись животом, предложил название песни: «Чёрная неблагодарность». Я бы назвал её, пожалуй: «Жизнь без прикрас». Все мы были счастливы, несмотря на отсутствие совершенства в мире. Кот блаженно жмурился и, кажется, действительно простил всё человечество.
30 июля
Дорогой друг!
Сегодня мы на Саввиной лодке переплыли на «Саблю» и принялись за дело. Я руководил, естественно, а Адриано из-за отсутствия ловкости и из-за присутствия круглого живота мог только краской помечать «отработанные» деревья. Но какие навыки в лазанье по деревьям продемонстрировали Фига, Кот и Берёза! А я скажу тебе, мой любезный, лазанье по сухим деревьям сопряженно с большим риском!
Увы, обследовав сто пятьдесят гнёзд и найдя всё, что угодно, включая старинный сковородник и трубку от первого акваланга, мы ни с чем возвратились на свой остров.
Молодёжь сразу побежала на маленький пустой пляж «смыть птичий помёт в холодных водах Эгейского моря». Я же решил подняться в таверну и немного подкрепиться.
Проходя мимо церквушки я обратил внимание на сидящих возле её открытой двери столетних старух, одетых во всё чёрное. Среди них была и наша «старая знакомая». Они, брат, показались мне сказочно красивыми, похожими на больших вещих сиринов: глаза проницательные смотрят из морщин, руки с птичьими коготками совсем иссохшие. Я поздоровался по-гречески. На оливе, вообрази, любезный, сразу же закаркала пересмешница, похожая на галку, и хрипло по-русски затараторила: «Где ключи?! Где ключи?!» Бабуля – рыболов, ничего не поняв, сказала подруге: «Эти бешенные туристы научили птиц ругаться!»Подруга ответила ей: «Скоро они научат их пить водку!»
