- Но я слышал, - произнес сидящий напротив Фульк Анжуйский, - что это он отравил бедного Хороса, князя Эдессы, когда тот усыновил его. Причем через две недели после сего смешного обряда?
- И это было, - спокойно ответил Зегенгейм. - В одном человеке могут таиться и вершины, и пропасти. Но без Боэмунда мы бы не одолели сельджуков.
- Но травить своего отчима, словно крысу! - вспыхнул Фульк.
Зегенгейм осторожно поставил свой кубок и посмотрел на юного графа.
- Я бы желал, чтобы вы побывали в Леванте и прошлись, как Боэмунд перед неприятельским войском, не обращая внимания на тучи устремленных в тебя стрел, - сказал он ровным голосом.
- Чушь! - крикнул Фульк, багровея от выпитого вина. К их столу устремился один из герольдов.
- Господа! Господа! - воззвал он. - Умерьте свой пыл до королевского турнира, осталось всего три дня!
А принцесса Анна, не в силах совладать с собой, снова взглянула в сторону Гуго де Пейна. Но его место оказалось пусто. И неожиданно для себя, она почувствовала, что огорчена этим. Исчез и хозяин замка - граф Шампанский.
- Герцог Гильом Аквитанский граф Пуату исполнит песню собственного сочинения! - объявил герольдмейстер, стукнув жезлом об пол. Старика выкатили прямо в кресле на середину зала. Его все еще сохранившие цепкость пальцы держали лиру, а рядом встали два музыканта; один - с флейтой, а другой - с терподионом, в котором от ударов звучали разные стержни, пластины и колокольчики. Голос знаменитого трувера был слаб, и поэтому рыцари притихли, напрягая слух:
Я любовь пою, пылая
Дева мне мила младая,
Белокурая, живая,
Вся белее горностая,
Краска лишь у губ иная
Алая, как роза мая...
Остальные двенадцать куплетов трувера были в том же тоне, где Гильом признавался в любви к юной пастушке. А закончил старый герцог так:
Если б мне подругой стала,
В сердце б радость клокотала,
И душа бы, как бывало,
Не спешила в бой нимало,
Мне б дала отрад немало
Верность пылкая вассала.
Если б небо дар послало
Впредь забот душа б не знала!
Мало кто из рыцарей понял, о каком даре просил небеса дряхлеющий трувер, но все бурно выразили свой восторг.
- Победит герцог, - произнесла Анна Комнин. - По традиции.
- Не торопитесь, - остерег ее Алансон. - Под занавес припасена еще одна жемчужина. Некий Жарнак, приехавший из Клюни. Говорят, его голос напоминает пение сирен.
А в это время граф Шампанский и Гуго де Пейн прогуливались по длинному коридору возле зала. Мимо них сновали слуги с подносами, почтительно склоняясь в поклонах. Возле выставленных в галереи рыцарских доспехов спал настоящий, живой рыцарь, вытянув ноги.
